Записки... Онегин. 3

    Пойдем опять по тексту романа, в первой главе коего мы еще пребываем. Опустим легкую болтовню о красотках – надо же побуждать читательниц и легких читателей раскупить главу в книжных лавках…
   Вот тот порок, на который так охотно ссылались недруги Онегина – попытка Онегина заняться самообразованием: «отрядом книг уставил полку» И что? А вот что: «читал, читал, а всё без толку». Во! - восклицал умный советский школьник! - Лодырь и шалопай не может выносить умных книг!...
   А в романе тут же сказано, почему «без толку»:
Там скука, там обман иль бред:
В том совести, в том смысла нет;
На всех различные вериги,
И устарела старина,
И старым бредит новизна.
Как женщин, он оставил книги,
И полку, с пыльной их семьей,
Задернул траурной тафтой.

     А почему, собственно, мы должны не доверять Онегину, ведь мы тех его книг не брали в руки… Онегин жаждет прочесть хоть что-нибудь критическое по отношению к российским порядкам, а там все по-старому. Словом, это были не те книги, которые учили  высокому Уму, коим обладал уже известный Онегину Чацкий, резко и гневно осуждавший «фамусовское общество» («Горе от Ума» уже ходила в тайных списках).
      И тут же, в строфе сорок пятой, Пушкин рисует нам Личность, с которой можно    дружить «дельному человеку»:

Условий света свергнув бремя,
Как он, отстав от суеты, (!!)
С ним подружился я в то время.
Мне нравились(!) его черты,
Мечтам невольная предАнность,
Неподражательная (!) странность
И резкий, охлажденный ум (!!).
Я был озлоблен, он угрюм;
Страстей игру мы знали оба:
Томила жизнь обоих нас;
В обоих сердца жар угас;
Обоих ожидала злоба
Слепой Фортуны и людей
На самом утре наших дней.

    Как же много и определенно тут сказано! Вот черты Онегина. Первая – «мечтам невольная предАнность». Что это – мечтательность романтика, который видит «нечто и туманну даль»?  Ясно, что это мечты иные, гражданские, «с думой о России». А что такое «неподражательная странность»? Да независимость от светских требований, не романтическая поза – ряжение в сложного и неоцененного еще никем большого человека, томного и поглощенного самим собой… Вот он и угрюм, ибо угрюмо ему в этой стране. Дела, ДЕЛА жаждет он, жаждет «обустроить Россию».
     И Пушкин плавно переходит от описания морских волн: «Придет ли час моей свободы?» Жаждет покинуть сумрачную  Россию и оказаться «под небом Африки моей»
     И далее четко сказано (строфа 51):
Онегин был готов со мною
Увидеть чУждые странЫ..
Но скоро были мы судьбою
На долгий срок разведены.
     (Исторический факт: Пушкин, задыхаясь в «сумрачной России», готовился сбежать из нее… )
      Отец Онегина скончался, а дядя оставил наследство. Вот и в деревне пока живет Евгений, а это глава вторая. Для начала стоит кое-что отметить…
 
Деревня, где скучал Евгений,
Была прелестный уголок…

Господский дом уединенный,
Горой от ветров огражденный,
Стоял над речкою. …
Мелькали сёла; здесь и там
Стада бродили по лугам…

(Строфа 2)
Почтенный замок был построен,
Как замки строиться должны,
Отменно прочен и спокоен,
Во вкусе умной старины…

  Мы в школе никак не задумывались о деталях. А тут «замок», «высокие покои», «стада», «села» - все очень значимо: Дядя жил с размахом, и Онегин не в жалкой деревушке обитает. А неподалеку еще и сёла. А что тогда значило быть селом? Быть больше или значимей всякой деревни, ибо в деревнях не было церквей, а в селах они были.
    Словом, при желании, можно было поездить по округе, познакомиться со многими достопримечательностями, повидать своих крепостных и управляющего.
    Но Онегин делает неслыханное, едва ли не уголовно тогда наказуемое, во всяком случае резко осуждаемое (ст.4):
Один среди своих владений,
Чтоб только время проводить,
Сперва задумал наш Евгений
Порядок новый учредить.
В своей глуши мудрец пустынный
Ярем он барщины старинной
Оброком лёгким заменил…

Зато в углу своем надулся,
Увидя в этом страшный вред,
Его расчетливый сосед.
Другой лукаво улыбнулся,
И в голос все решили так,
Что он опаснейший (!!) чудак.

  Опять Автор маскирует серьезность события фразой «чтоб только время проводить». А это было Дело! Это было тем минимумом, который он мог сделать для крестьян. А вот дай он им «Вольные», быть бы ему государственным преступником! Но и при этом он «опаснейший» для крепостников тип, на которого можно и нужно донести начальству.
   И два слова, - для тех, кто не жил в то время: Барщина была рабским, бесплатным трудом на полях помещика. Число барщинных дней доходило до пяти – шести дней в неделю, а остальное время: день или два плюс светлые ночи, если они случались, мужик был волЁн работать на своем клочке земли, жалованном ему барином… Подробности можно извлечь из книги Радищева, за кою ему была объявлена смертная казнь, в последний час отмененная всемилостивейшей государыней.
   Оброк же, граждане, чаще всего являл собой денежные выплаты Помещику, то есть умельцы из крестьян могли шить, тачать, ковать и т.п., ходить и на отхожие промыслы, выручать деньгу, а установленную сумму передавать управляющему поместьем. И Онегин – опаснейший чудак! – оброк назначил малый, легкий для мужиков – Революсьён!
   Вот и говори после этого, что он «эгоист» и «повеса». А ведь все равно, бывает, говорят некоторые…
   
      (Ну на этой ноте давайте пока прервемся и в наш век вернемся.. И.К.)