Острота

Примерно около двух часов дня, он, отпросившись пораньше с работы, вошел в свою квартиру. Медленно-медленно прошел в гостиную и, не снимая обуви, сел на диван. Ему было так грустно, как казалось, не было никогда. Было тоскливо как в детстве, когда человек чувствует это впервые и еще не знает что это и откуда пришло. Сейчас он тоже не знал. И еще он не знал, что это обязательно скоро закончится. Может быть через час, может завтра, может вся острота плавно сойдет на нет до конца недели. Ему было безумно тоскливо и в то же время, он не хотел чтобы это заканчивалось. Он не хотел, чтобы это помучило его так мало. Он хотел получить за это награду, как получал в детстве. И когда его в очередной раз посещала мысль от том, что никто и ничто не сможет понять глубину его мыслей. И одновременно с этим он смеялся внутри над своим эго. Все прекрасно понимая. В такие моменты было пусто.  Сейчас ему было жизненно необходимо, чтобы его просто обняли. Обняли, как он бы сейчас хотел обнять героев своих любимых книг. Он вдруг безумно захотел провалиться в придуманный кем-то мир. Туда, где живут его настоящие и преданные друзья. Те, чью жизнь он проживал не раз, читая увлекательные романы. За окном, сквозь темные весенние облака, пыталось пробиться солнце. Так же, как сквозь его уставшую и истощенную душу, пыталась пролезть любовь и доброта. Доброты в нем было много. И много любви. Такой любви, ради которой он был готов на любой подвиг. Любви, ради которой мог бы отдать жизнь не задумываясь. Он сидел на диване и любил весь мир просто за то, что он есть. Он злился на весь мир, ревновал весь мир и хотел чтобы его не было. И он любил его. Ему вспомнилась его первая любовь и первое в жизни чувство тревоги. Тоски, от которой невозможно скрыться даже на минутку. Это задушило его тогда. Переломило. И тогда и сейчас, он готов был отдать жизнь за маленькую каплю взаимного тепла. Он с опаской ждал, когда это все закончится. Он не хотел так быстро сдаваться. Он хотел задохнуться от внезапно нахлынувшего на него одиночества. Это чувство так сладко разрывало его душу, что он хотел довести это до придела. Он по-прежнему (как и в детстве) верил в справедливость всех своих страданий и не мог принять тот факт, что смысл в этом давно отменили его самоучители по дзен-буддизму. Почему-то ему вспомнилась деревня и друг, с которым он делился самым сокровенным. Не стесняясь, быстро и невнятно бормотал ему что-то. Друг слушал. Потом острота проходила, и становилось немного стыдно. Сейчас этого друга не было рядом. И он не хотел такого друга больше никогда. Он не хотел никого настолько близкого. Такого близкого, которому можно сказать все что чувствуешь. Он презирал и одновременно боялся этих людей только за то, что они видели его слабость. Его собственная казалось ему всегда слабее остальных. Он был оголен в такие моменты, а потом, как по щелчку пальца, приходил в себя и хотел как-то укрыться. Стереть этот момент из памяти. Как досадную ошибку, которую нужно выбросить из головы, не нахватавшись по пути мелких комплексов. Грусть начинала понемногу уходить, и от этого становилось обидно. Ничего вечного не бывает. Нет даже глубокой пожирающей тоски. И вместе с этим он понимал, что у него нет времени на все это слабости. Завтра он должен быть в хорошей форме и желательно в нормальном настроении. Он должен быть простым и как всегда терпеливым. Мудрым и спокойным. Это бесило его еще больше. Сейчас он хотел не злиться, а просто тихонько и в одиночестве умереть от тоски. Это бы его спасло. Вдруг он почувствовал, как острота начинает спадать и из последних сил попытался вспомнить ее. Первое знакомство, потом второе. Твердое знание, что вы где-то уже встречались в прошлой жизни. Первый ее звонок и даже номер телефона, которого уже не существовало лет десять. Он вспомнил все. От начала и до конца. Он вспомнил все разом. И вдруг понял, что так больше никого и не полюбил так же сильно как ее тогда. Десять лет назад. Теперь у нее был уже другой номер телефона, и она должна была вот-вот вернуться с работы.