двадцать второго марта

     двадцать второго марта две тысячи двенадцатого года я сижу на крыше облюбованной девятиэтажки в компании подруги и хорошей музыки, размышляя о том, что ни прошлое, ни будущее, впрочем, не важно, когда ты улыбаешься силуэту человека, что стоит на балконе напротив и отчаянно машешь ему, задыхаясь от смеха, распирающего живот.
     в эти моменты нет ни желания быть умнее, чем ты есть, ни, тем более, таковой казаться.
     есть просто ты, музыка, дикий смех и Город, верным драконом извивающийся у твоих ног и улыбающийся тебе беззубо дорогами и подмигивающий вечерними фонарями.

     двадцать второго марта две тысячи тринадцатого года я валяюсь в кровати и дергаю ногой в такт Everybody loves me, размышляя о том, что колеса роликов нужно немного подкрутить, иначе отвалятся утром.
     еще я вспоминаю нелепую попытку испечь торт и улыбаюсь, понимая, что свечки буду втыкать, в итоге, в рулет за ноль девяносто три, а мой дракон, который недавно научился выдыхать пламя, едва не обжег, но все еще верен мне. озорства и прыти в нем меньше не стало, но его глаза в ночи уже как-то мудрей, будто он понимает, что я взрослею.

     двадцать второго марта две тысячи четырнадцатого года я ругаюсь с отцом, терпя абсолютное фиаско в попытке казаться абстрагированной, ибо слезы предательски катятся по щекам и голос начинает ощутимо дрожать при любой попытке успокоиться и начать полемику.
     ссора, конечно, глупейшая, как и любая из них, но бьет под дых и не дает отдышаться и, как принято в такие моменты, разрушенный мозг подкидывает дров в костер и поливает бензином, и ярость застилает глаза, и плакать хочется все больше и больше от нестерпимого чувства одиночества и никому не нужности.
"нельзя плакать в собственный день рождения".
можно.

     два с половиной часа спустя я оглушительно смеюсь, напялив на себя бусы из фисташковой скорлупы, и, в общем-то, чувствую себя счастливейшим человеком.
одиночество творит страшные вещи, друзья мои, но страшнее всего - Дьявол в голове просыпается и начинает свой рассказ.
мой дракон ослепил его своим светом и спугнул, защитив, но вопрос в том, сможет ли ваш.
     не отвечайте Дьяволу в своей голове, кормите другого монстра.
мой научился контролировать свое пламя, но все еще становится опасен и яростно сверкает очами, стоит ему почувствовать опасность. все остальное время дрыхнет.
набирается спокойствия, и Вортекс течет по его жилам.

     двадцать второго марта две тысячи пятнадцатого года я накачиваюсь кофе и энергетиками, пытаясь побороть зарождающийся внутри страх перед предстоящим ночным рейсом на север. я мерзну на сумасшедшем ветру, ожидая ребят, позже - угощаю их тортом и чаем. вот ведь Страна Чудес, правда, извращенная какая-то, почти Изумрудный город: Алиса, Страшила, Лев и я. по ходу, Шляпник.
     подливаю чай.
     мы шляемся по городу, не зная, куда идти, и я веду обратный отсчет до точки невозврата. город мерно гудит весенним ветром, шуршит, баюкает своей драконьей песней, дарит минуты спокойствия. но нет, мой дорогой друг, все слишком. я выросла из времени, когда чудом казалось все на свете, когда хоть-то я могла назвать чудом. Теперь чудо ушло. время сомнений.
     мой дорогой дракон, мне семнадцать, я напуганный, но уже выросший зверек, который через семь часов пойдет по дорожке почти из желтого кирпича на поиски.
     до скорой встречи в никугде на конце чайного стола.