Как много

Боже мой, меня слишком много. Мне много меня, я не вмещаюсь в это тельце, я больше, я чувствую это всеми фибрами души. Так бывает: вот живёшь-живёшь, а тут раз, случится какая-то горячка, какое-то наваждение, и тебе уже тесно, и ты вылетаешь с уровня своей души на уровень русской, потом человеческой, потом вселенской.
О кто-нибудь, помоги разделить мне это бремя. Точнее даже не так, не переброшу свою ношу на невинное существо, просто, милый друг, найдись и будь рядом! Я заверяю: я с радостью понесу свой крест на Голгофу, если ты пойдёшь рядом. Стань моим инквизитором, иди позади, бей меня плетью, чтобы я не остановилась, чтобы не запеклась моя кровь, чтобы не зарубцевались раны, у меня много крови, я напою землю, я верю, что смогу напоить всё Мировое Зло, лишь бы ни капли чужой крови вдобавок, меня хватит! Вы не смотрите, что я такая хрупкая, вы не верьте, если в приступах малодушия я буду плакать и повторять, что боюсь крови, ибо я буду врать, чтобы не очищаться, чтобы не идти, ибо в такой примитивной экзальтации я не смогу трезво признать, что с каждой каплей крови и с каждым новым шагом будет утекать и страх.
Друг мой, мой невидимый друг, я вижу твой благородный образ, ты обязательно появишься в моей жизни, ты будешь плакать со мной над Бахом! Милый друг, если не захочешь стать моим экзекутором, то стань моим пастырем, иди впереди меня и моего креста, я пойду на твой голос, я захочу идти быстрей, захочу выпрямить спину, чтобы приблизиться к тебе, чтобы сократить расстояние между нами! О, куда бы ты не повёл меня, через какие болота и зыбучие пески, я доверюсь! Слепо, наивно, по-детски, обещаю, что хватит у меня чистоты поверить тебе безоговорочно, что не буду роптать на тернии, через которые ты проложишь нам маршрут, потому что в глазах твоих буду видеть свет звёзд, а тогда любая пыльная тропинка станет лунной дорожкой на шлейфе ночного спящего моря, которая ведёт от мелководья к самой бездонной пучине!
Друг мой, если не пожелаешь идти сзади или спереди, то стань моим попутчиком, иди со мной в ногу! Мы пойдём вместе куда глаза глядят, ты только подбадривай меня время от времени, ибо есть у меня пренеприятнейшее свойство натуры: быстро загораюсь я, но быстро тухну и опускаю руки, быстро швыряет меня из крайности в крайность, а я? а что я? я оправдываю это великой вселенской дихотомией, которая живёт и в каждом человеческом микрокосме! это вечное балансирование человеческой души, как гимнаст с балластом на канате, который тоже ищет гармонии! но всё же мне думается, что люди, которые чувствуют эту плотоядную амбивалентность в своём естестве лучше. Они смелей. Они бросают вызов, они хотят скрестить в себе дуализм, посмотреть, что с ним станется, какую форму примет, выдержит ли человеческая душонка его? Как огромна человеческая душа? Сколько она может вместить? Поставлены ей пределы в расширении? Будь то расширение в любви, страдании, самоотверженности, удали, храбрости, искренности, познании, благородстве, покаянии? А как же закон сохранения энергии? Природа не терпит пустоты! Есть ли гордыня и эгоизм в том, что я хочу объять собой весь мир? Из любви! Нет-нет, ни в коем случае, я не прожорливая чёрная дыра, ведь всё, что попадает в моё большое сердце ни в коем случае не исчезает, а процветает в рукотворном мирке!
Куда девать мне себя, когда наступают такие моменты, что мне хочется бежать, бежать по пшеничному полю в белом сарафане к лесополосе, а там стоят берёзки, а я босиком подлетаю, как изголодавшееся животное, обнимаю стволы этих самых берёзок сдуру, вцепляюсь ногтями в кору, потому что люблю! Добежать бы до берёзки только! Прыгнуть с разбега в стог сена, почувствовать запах сенокоса, водрузить на себя венок из ромашек, и чувствовать, что всё это тоже тебя очень любит! Как ярко мне видятся такие картины, мерещатся мне запахи, колючая солома под ступнями, что это так похоже на галлюцинации!
Как много меня! Я однажды засмотрелась на море Айвазовского: страшные волны и багряный закат, сквозь гиперболизированные и пышные облака виднеется очень яркое скопление света, будто центр Вселенной, а по морю! Ах, по морю плывёт плот с разорванным парусом и два смельчака! И чувствую я вкус соли, этот страшный напор ветра, который дует тебе в лицо и из-за которого ты не можешь вдохнуть! Друг мой, да это же мы! Мы и есть те дерзновенные храбрецы, которые пусть и потонут, но которые плыли к тому свету, который, конечно, стоит того, чтобы за него потонуть, ибо он слишком заманчив и ослепителен, ибо, раз увидев его издалека, нельзя не возжелать приблизиться, потому что измучаешься ты в страшных муках, если испугаешься дерзнуть!  Есть и другие, те, кто либо не признаёт его существование вовсе, либо допускают его возможность, но сами отказываются видеть, потому что они знают, что тогда обязательно поплывут и потонут, а им лучше тут, на берегу, лучше не видеть, лучше бесцельно и сомнамбулически бродить и только изредка рискнуть намочить самый кончик мизинчика на ноге, потому что дальше глубина, страшная глубина, величественная, хтоническая и властительная, которая, возможно, сама порождает нас, своих детей, такими, чтобы стремились в её губительные объятья, потому что она - прообраз ненасытного Кроноса.
Её тоже много и она порождает нас, а мы из-за любопытства и тяги к прекрасному и таинственному жаждем воссоединения, губительного воссоединения, но которое наверняка должно стоить того!
Как много меня, когда я слышу музыку! Какое впечатление  в своё время произвело на меня открытие того, сколько может сказать музыка без слов! Сколько образов, эмоций, неясных и имплицитных наклонностей души, сколько чувств может она передать! Самый душевный надрыв! О, всё нужно делать с надрывом, не жалейте себя! Закройте глаза, вслушайтесь: нет ничего кроме Вас и музыки, кроме этой скрипки или этого фортепьяно! Это возможная в земном покрове вечность! Нужно всё через себя пропускать, иначе сердечная мельница обленится! Нужно всё чувствовать; глядите, вон падает засохший и мёртвый листочек с дерева! Поверьте, я не сумасшедшая, вы можете его почувствовать, потому что мы все больше, чем кажемся, мы все божественней, чем позволяет наше тело, мы не заперты в телах-сосудах, точнее мы можем открутить пробку, или раскрыть какую-то чакру, выбирайте названия сами!
Как много меня, что я даже не знаю своей сути! Добрый друг, пишу тебе с надрывом, поэтому не суди меня строго, не испугайся моего помешательства; смотри же на этих "здоровых" и "нормальных" людей и решай, хочешь ли ты стоять с ними в куче на берегу и с закрытыми глазами? Знаю, что не хочешь, вижу в твоей душе самые благонамеренные порывы, поэтому уверена, что ты откроешь своё сердце, что мы дерзнём всему и всем вместе!
Ох друг, что же меня так замучила моя амбивалентность: ещё вчера я была самим воплощением беспроглядной и невыносимой пустоты, будто вселенское одиночество навалилось могильным камнем, и так больно было, что судороги скручивали грудь, что живот ныл от ледяных иголок страха, что челюсти сводило от злобного смеха над собой, от презрения ко всему миру, потому что не видела я вчера звёзд, не видела ни капли эфира ни в одной галактике, а сегодня, что со мной сегодня? Я не могу это пережить, потому что мало быть высотой с Эверест, мало быть глубиной с Марианскую впадину, мало быть широкой, как Россия от Камчатки до Карпат, мало! Друг мой, я просто воздушный шарик, который перекачали гелием, я вот-вот лопну, ей Богу, будет взрыв! Прости, читатель, если все мои сокровенные чаяния на твоём объективном суде получат вердикт в виде "мании" или душевной болезни, я не буду с тобой спорить, пусть будет так!
Воспеваю безумие, восхваляю горячку и авантюрный порыв,
Пишу дифирамбы всем искателям, как только умею!
Лишь бы хватило сил вынести этот непомерный надрыв,
Лишь бы донести крест, а более я ни о чем не жалею.