Корней Иванович Чуковский

Таких, как Корней Иванович, больше нет и не будет. С его стихами выросли все мы, наши дети, теперь внуки, потом, оч. надеюсь, правнуки... Я его Бармалея с Айболитом и Мойдодыром помню и сейчас, а в детстве, лет в пять, мой отец записывал на магнитофон, как все это читала наизусть. У меня долго хранилась дома шишка с детского праздника в Переделкино, куда дед возил меня, кроху. Про праздник ничего не помню, только какую-то конфету или пряник, словом, угощенье. Шишка потом потерялась.
Смерть Чуковского прошла незаметно для меня. Дед, который с ним был знаком, уже умер,а жизнь крутила свои карусели. Впрочем, все, как и всегда. Кстати, прототипом Айболита был доктор Цемах Шабад из города Вильно, у которого К.И. гостил, когда приезжал в город. В Вильно прошло детство и юность моей бабушки. Не с тех ли времен они знакомы? Об этом мы уже не узнаем.
Но когда читаешь воспоминания тех, кто был с ним реально близок, понимаешь, в каком печальном мире мы все жили, живем и будем жить, потому что лучшие по какому-то высшему распоряжению уходят, а МихАлковы остаются. И ничего с этим не поделаешь.
Из воспоминаний Ю. Г. Оксмана:
Лидия Корнеевна Чуковская заранее передала в Правление московского отделения Союза писателей список тех, кого её отец просил не приглашать на похороны. Вероятно, поэтому не видно Аркадия Васильева и других черносотенцев от литературы. Прощаться пришло очень мало москвичей: в газетах не было ни строки о предстоящей панихиде. Людей мало, но, как на похоронах Эренбурга, Паустовского, милиции — тьма. Кроме мундирных, множество «мальчиков» в штатском, с угрюмыми, презрительными физиономиями. Мальчики начали с того, что оцепили кресла в зале, не дают никому задержаться, присесть. Пришёл тяжело больной Шостакович. В вестибюле ему не позволили снять пальто. В зале запретили садиться в кресло. Дошло до скандала.
Гражданская панихида. Заикающийся С. Михалков произносит выспренние слова, которые никак не вяжутся с его равнодушной, какой-то даже наплевательской интонацией: «От Союза писателей СССР…», «От Союза писателей РСФСР…», «От издательства „Детская литература“…», «От Министерства просвещения и Академии педагогических наук…» Всё это произносится с глупой значительностью, с какой, вероятно, швейцары прошлого века во время разъезда гостей вызывали карету графа такого-то и князя такого-то. Да кого же мы хороним, наконец? Чиновного бонзу или жизнерадостного и насмешливого умницу Корнея? Отбарабанила свой «урок» А. Барто. Кассиль исполнил сложный словесный пируэт для того, чтобы слушатели поняли, насколько он лично был близок покойному. И только Л. Пантелеев, прервав блокаду официозности, неумело и горестно сказал несколько слов о гражданском лике Чуковского. Родственники Корнея Ивановича просили выступить Л. Кабо, но когда в переполненном помещении она присела к столу, чтобы набросать текст своего выступления, к ней подошёл генерал КГБ Ильин (в миру — секретарь по оргвопросам Московской писательской организации) и корректно, но твёрдо заявил ей, что выступать ей не позволит.
На фото: детский праздник в Переделкино 1955-196...гг