песнь третья - о любви и сиренах

на берегах моря всегда холодно,
как у неё на душе.
 "волосы на ветру рассыпались в разные стороны" —
ещё одно клише.

мне бы стать её тихой пристанью,
где можно было б швартовать корабли, когда одиноко.
только тот, кто убит одним выстрелом,
никогда не сможет быть её богом.

и твоим я не сумею - у меня глаза печальные,
пальцы дрожат и я не умею быть человеком.
но готов пойти на меры самые крайние,
чтобы не променять свои моря на чьи-то реки.

есть люди такие, что даже и не люди вовсе — сирены,
они умеют заманить, а потом, затуманив голову, утащить ко дну.
за них любой на свете султан продать готов свои гаремы,
я всегда смеялся над этим. и не думал, что таким же придётся стать самому.

я знаю одну сирену, ту, что не даёт спать по ночам,
от её слов готов добровольно пустить пулю в висок.
и как бы ни пытался я не поддаваться её сладким речам,
она всё равно залезает мне в душу, зубами отрывая от неё кусок.

и все ветра приводят мои корабли лишь к ней,
какой бы курс я ни держал.
и если моё сердце — лишь дитя морей,
её — охваченный огнём кинжал.

с ним лучше не играть, иначе сгоришь дотла,
впрочем, когда я слушал здравый смысл?
и, чёрт, вероятность, что сорвусь, так велика,
что не нужен будет тот самый (контрольный?) выстрел.

ты лучше сирены, но от тебя веет любовью,
а я лучше за борт выброшусь, чем снова буду учиться любить.
и в груди тиканье часов отдаётся лишь болью,
что ж, однажды, возможно, у меня получится её забыть.

а пока мне нужен только ветер, который дует мне в спину,
он самый родной и самый неверный.
и улыбаться ему меня выходит только криво,
совсем как сирене.

у неё есть имя, но приносит боль и оно,
я предпочитаю обходиться первой буквой.
и если мне так жить и суждено,
то эта жизнь в одно мгновенье стала шуткой.

ты знаешь, их голоса, голоса сирен,
умеют внушать своим пением истины мёртвых пучин.
они не потребуют ничего взамен,
кроме, разве что, жизней мужчин.