Бука

  ...Давно зазвонил будильник, пора вставать. Но зачем, для чего?
Для того, чтобы целый час провести в ванной, потом еще два у зеркала. А что потом, бежать на работу, для того что бы очередной раз кому-то отказать в просьбе?
Надоело! Все. Буду лежать, стараясь вспомнить обрывки сна, что же мне снилось?
  Восемнадцать лет на работе и вижу одно и тоже.
Лица, душераздирающий рассказ очередного клиента, просящего подписать ордер на квартиру. Господа, вас много, а я одна.                И квартир столько нет, они не растут, как грибы после дождя. Ждите очереди.
      Ну вот, забарабанил дождь, а я опять зонт не взяла, неплохо было бы, чтоб подвезли домой с конторы. А кого просить? Елена Станиславовна знала, что ее недолюбливают и боятся. Она была жесткой, и косо всегда смотрела на тех, кто предлагал ей "договориться" за долгожданный ордер. Или кто-то из коллег, кто считал себя "своим" и тащил к ней кого-то из своих знакомых или родных. И снова получив отказ, хлопали дверью так, что дрожали окна.

     Елена  Станиславовна решила, что домой поедет на метро, хотя, что ей делать там. Она еле вытащила себя из дома,а теперь обратно, ну уж нет.  И снова эти обрывки снов, 
Она немного задумалась, когда к ней в кабинет тихо вошла женщина, тяжело дыша,  и
 не решившись сделать шаг вперед, так и осталась бы  стоять у двери, если бы Елена  Станиславовна не услышала звук, напоминающий паровоз: чух-чух, чух–чух.
Что–то из детства, из далека.
    Детство… что так рано не стало у нее родителей, она осознала это, когда повзрослела. Осталась Лена  с родной теткой. Так и жили в общаге. Нелюбовь к себе, она ощутила уже с первых дней. И от этого чувства, до сих пор холодком веет…
И вообще, эти воспоминания из далекого детства. И снова этот звук: чух – чух.
      
   - Слушать ни кого не стану, все лезут и лезут.
Но надо отказать вежливо, все таки человек уже в возрасте. И пригласив присесть топтавшуюся на месте женщину, Елена Станиславовна взглянула на документы и собранные справки. Опять одно и тоже, подумала она, выслушивая рассказ про тяжелую жизнь, про какую-то фабрику и общежитие. Чух – чух, снова тяжело задышал «паровоз».
Эти поджатые губы, ну точно паровоз.
   Но почему то, глядя на эти самые губы, сердце у Елены  Станиславовны замерло, а минуты того мгновения, которые просто остановились, они, казалось, вечность изрезали жизнь…

   
   Какое-то очертание, что это там, в дали. Это была комната в общежитии.
Ну, как же, интересно, что же это за Бука, которая  может утащить маленького ребенка, если выглянуть из комнаты.
        В соседнюю комнату дверь была немного приоткрыта, но и этого достаточно, что бы можно было заглянуть в "чужой мир"
Но, оказалось совсем не интересно. Покосившийся шкаф с открытой дверцей, старые, блеклые  обои, ободранные  полы и большущее окно без штор. Но взгляд задержался на распустившемся цветке, который стоял в странном, полуразвалившемся горшке, напоминая дуршлаг.
  Но, это же наш цветок!!! лилия кажется. Его тетка холила и пылинки сдувала, а тут такое. И как он залез в этот горшок и что он здесь делает. 
Несколько шагов к окну и…. Нет, страшно, но все же, надо войти. За открытой дверцей шкафа, что-то пошевелилось, заскрипело и затихло. До заветного цветка оставались щитанные шаги, только забрать и уйти.  Но что-то ухнуло, зачавкало и село. Вот оно, про что ей вдалбливала тетка.    Это была Бука.
Огромная и бесформенная. И еще чем-то клацающая так громко.
Это были зубы. Надо бежать, бежать бежать…


 - Бук не бывает – сообщила Тетя Люся, подсовывая добродушно сушки, видя, как девочка недоверчиво косилась на нее, при этом, не забывая громко отхлебывать чай с блюдца.    Как это оказывается вкусно,  когда чай находится в блюдце. И как интересно макать сушки и потом посасывать и причмокивать.
Теперь эта незнакомая тетенька казалась не такой страшной и вовсе не Бука.
      - "Давай дружить"– неожиданно для себя предложил ребенок,
      - "Давай"– ответила тетенька, а сейчас мы будем играть, например в паровозик.
 Чух – чух, чух-чух...

       Людмила Васильевна жила одна. Судьба не сложилась. Кому она нужна, когда под сорок. Работая на фабрике  с двадцати лет, от простого контролера по пошиву меховых изделий перешла в мастера и заслужила комнату в общежитии.
А еще подрабатывала уборщицей и иногда шила на заказ. Шила и…раздавала, потому что стеснялась говорить о деньгах. Да и в выходные можно было «убить время».   А потом случилось то, о чем она даже и не мечтала. У нее появился… ребенок - Леночка.    Так вот, сразу.
Для кого-то она была чужой, но для тети Люси она оказалась целым миром.  В четыре года от роду, малышка оказалась ходячей энциклопедией, а особенно в области
растений. Конечно, это все благодаря родной тетке, которая все время говорила с подругами только о цветах, а особенной гордостью была лилия, которая распустилась, как оказалось, только благодаря постоянной опеке. 
    Как же Людмила Васильевна обрадовалась, когда к ней, поздно вечером пришла
родная тетка малышки и назвав ее "обузой и тяжелой ношей", предложила "договориться" на неопределенное время, пока тетка будет отсутствовать по не отложным делам.
Денег Людмила не взяла. Поджав губы и еле сдерживая слезы, она дала согласие присмотреть за ребенком… круглосуточно. 
 
     Чух-чух, чух –чух.  Сзади тетя Люся казалась еще больше.
 Изображая паровоз и вытягивая губы в трубочку, она ходила по комнате и пыхтела.
А потом ставила чайник, и пила чай вместе с свалившемся на нее счастьем.
  Эта женщина давно научившаяся сдерживать слезы, при виде маленького существа, содрогалась.  Она сочувствовала и понимала девочку, кивая в ответ головой, на все, что та ей скажет.
 - "А бывают слоны зеленые?" - спрашивал ребенок.
 - "Ну, конечно же, бывают," - отвечала Тетя Люся, подумав немного  и снова кивала головой.
 - "Какая же она глупая" - думал ребенок, точно зная, что таких слонов нет.
   Но, эта тетя Люся была такая, ну такая, ну просто нет слов.
А однажды, она назвала ее... мамой. Просто так получилось, само собой. 

      Тетя Люся пристроила девочку в садик, который работал при фабрике.          Конечно, пришлось "договариваться" и снова поджав губы, она чувствовала себя неловко. Ребенка взяли. Тетка родная приезжала, что бы "поглядеть" на племянницу и снова исчезала.
И каждый раз, при появлении этого "зеленого слона", как прозвала тетку про себя Людмила Васильевна, она почему - то содрогалась.
 
 - "Давай играть в паровозик", - предложила Лена.
  - "Ну, какой может быть паровозик, тебе в этом году в  школу идти",- отвечала не довольно Тетя Люся. Ты же уже большая и  в место альбомов для рисования на стол легли тетрадки.
     А потом… они переехали. Родная тетка получила квартиру и, не дав опомниться Людмиле Васильевне, забрав Леночку, исчезла…навсегда.
         

      Уже было далеко за полночь, когда дождь так сильно забарабанил в окно, что напугал Елену  Станиславовну, выводя ее из полусонного состояния. 
Но это нельзя было назвать сном. Она думала, проваливалась куда-то. Одолевавшие воспоминания не давали  покоя,  и у нее впервые заболело сердце.  Вернее, оно рвало и метало, когда там, в кабинете она узнала...Буку, которая несвязно что-то бормотала.

    Людмила Васильевна вышла из кабинета, пыхтя и охая, дрожащими руками прижимая к себе, то, о чем и не мечтала.
Ордер был выдан. На однокомнатную квартиру.
Но, как и почему, ведь про леди, сидящую в кабинете ходят столько слухов.
Чух – чух, чух - чух...