Тщеславие

       Для тех, кто не искал простых путей,
       Не прожигал себя в пустых забавах,
       Кто пострадал от подлости людей,
       История в двенадцати октавах.


   В душе моей тщеславие взыграло,
Неодолимою своей волной
Сжигало разум, сердце изнуряло;
Я позабыл досуги и покой.
То, что имел, мне показалось мало;
Стремленье за неведомой мечтой
Меня своею силой охватило
И сладким ядом дух мой отравило.

   Я возжелал признания и славы,
Я грезил о величии тогда,
И я забросил прежние забавы,
Меня влекло неведомо куда.
Во мне бурлили то потоки лавы,
То кровь студили злые холода;
Метался я, как дикий зверь в клети,
И не могло ничто меня спасти.

   И, наконец, отбросив все сомненья,
Решил достичь заветной вышины,
Смирил я те душевные волненья,
Что тяготили мой покой и сны,
Исполнившись надежды и терпенья,
Вступил я смело на тропу войны.
Обрел я цель, и ринулся вперед,
И был нелёгок скорбный мой поход.

   Напряг я волю, отдых позабыл,
Я был упорный и трудолюбивый;
Одних пугал и восхищал мой пыл,
Однако чаще завистью ревнивой
Страдали те из них, кто рядом был.
Но я, назло их подлости глумливой,
Пренебреженью, взглядам свысока,
Всё шёл и шёл, и цель была близка.

   Почти преодолел я все преграды,
И телом закаленным я дрожал;
Передо мной маячили награды,
Которые так страстно предвкушал,
Но вдруг я чертыхнулся от досады,
От удивления едва не пал:
Возникли стражи на моём пути,
К Олимпу не давая мне пройти.

   Они сказали: "Прочь, ты неуместен,
Ты не достоин находиться здесь,
Ты здешним обитателям известен,
Им не по нраву твоя прыть и спесь,
Для них ты лицемерен и бесчестен".
И я мурашками покрылся весь,
Вонзилась в сердце хладная игла,
Мне стало плохо от такого зла.

   И я вскричал: "Да где тут справедливость?
Всего достиг упорностью своей,
Душе моей противна ваша лживость
И пустота бесстыдственных очей!"
Меня взяла досада и брезгливость,
Я был сражен порочностью людей;
Я в них читал высокомерный страх,
Улыбками сокрытый на устах.

   Тогда покинул я предел развратный;
Шёл медленно с пылающим челом,
Я не достиг вершины благодатной,
Я был наивен, что же – поделом,
И долго длился этот путь обратный,
Убитый горем я вошел в свой дом;
И, продолжая сердцем трепетать,
Бессильно повалился на кровать.

   Сначала дни и ночи напролёт
Лежал я без движения в постели;
Я времени тогда утратил счёт:
Прошли ли дни иль длинные недели.
Томился я. То в жар, то в хладный пот
Меня бросало. Слезы заблестели
В моих глазах. А сердце умирало,
Его язвило ненависти жало.

   Потом бродил я, сам не зная где,
Скитался с воспаленными глазами,
Никто не мог помочь моей беде;
Я был отравлен горькими словами,
И не было покоя мне нигде,
Мой дух сковало тесными цепями.
Я проклинал свой жребий роковой
И каменел униженной душой.

   Но мой могучий разум не сдавался;
Он мне сказал: "Презренные лгуны,
Они хотели, чтобы ты склонялся,
И на коленях полз до вышины;
Любой из них и льстил и унижался,
Пока достиг заветной стороны;
Достойна ли тебя такая слава?
Погубит душу подлости отрава".

   И вот тогда я будто бы воскрес,
Тщеславной гордости узнал я цену:
Меня поработил коварный бес,
И я, поддавшись ласковому плену,
И веря, что взлетаю до небес,
На деле полз в проклятую геенну.
И с той поры с холодной головой
Иду неспешно по тропе земной.