Записки словесника. Онегин. 1

      Этот цикл записок основан на лекциях, которые я читал на курсах для абитуриентов. Лекции не сохранились, да они и не были записаны. «Читаны» они были в больших аудиториях, «амфитеатрах»,  где слушатели занимали высоты, а лектор витийствовал  внизу и без микрофона, так что листать записи было не очень с руки, и лектор опирался только на планы лекций и выписки цитат.
   Курс был рассчитан на обозрение всей классической литературы, изучаемой в школе,  и своей сверхзадачей ваш покорный слуга полагал показ логики романов  и повестей, - логики, обычно неведомой замотанным обилием часов и тетрадей учителям.
   Типичное учительство придерживалось схем, спущенных РОНО, и боялось сделать шаг влево или вправо. Поэтому   мои лекции воспринимались с удивленным энтузиазмом и ценились аудиторией  высоко, что следовало из  письменных ответов на мои вопросы,  подаваемых на листках бумаги, и из того факта, что аудитория обычно не сокращалась в течение курса.
    Одним из предметов для удивления под возгласы «А нам этого не говорили!» оказался «образ Онегина»… И тут несколько слов нужно сказать и об отношении к автору  романа об этом герое.
    Никак нельзя полагать, что слава Пушкина была незыблемой еще с лицейских времен. Ему пришлось завоевывать публику сначала классицисткими одами, затем довольно фривольными «поэмками»,  а потом и жуткими творениями «вослед Радищеву», в которых он прямо звал к уничтожению «самовластительного злодея» и всей его семьи.Потому-то круг читателей Поэта был узок, и Белинский положил много сил, чтобы воздать Пушкину по заслугам уже после его смерти.
   Однако революционные демократы сороковых-шестидесятых отодвинули Пушкина с первых мест и провозгласили величайшим поэтом Некрасова… То же отношение к Пушкину господствовало и после Революции, когда Пролеткульт отрекся от всех «буржуазных» певцов. Это отношение оставалось в силе долгие годы. По этой же логике и герой пушкинского романа был совершенно чужд пролетариату и трудовому крестьянству…  Пушкина опять потеснили пролетарские поэты и крестьянские  сочинители «школы Есенина». Словом, «нашим всё» А.С.  «провозгласил» опять же Сталин в связи со столетием со дня гибели Поэта. Но провозгласил-то провозгласил, а пролетарское неприятие главного героя никуда не делось…
    Доказывать это людям пожившим не приходится… Сам я в школе «трактовал» Онегина как «лишнего человека». На эту тему были написаны миллионы сочинений.
    Главными преступлениями Онегина умный школьник, а особенно умная школьница, считали его пустопорожнее барское детство, потом «мятежную пору» юности, его «верхушечное» образование и самое отвратительное – «науку страсти нежной, которую воспел Назон», коего за ту «науку» сослали в тьмутаракань,  в неведомую  истинному квириту Тавриду.
      Вот он «герой»: учился всему шутя, а серьезно лишь волочился за дамами. Потом ему подфартило получить наследство. Приехал в деревню, где всех соседей презирает. Сошелся, казалось бы, с милым юношей – Ленским, красавцем и  поэтом-романтиком. Так нет - и на него смотрит сверху вниз.
     Но опытный сердцеед, Онегин, как бы походя пленяет пылкую и глубокую натуру – Татьяну Ларину, в чье семейство он  стал наведываться с Ленским. И что же: Татьяна делает невиданный шаг – пишет объяснение в любви своему кумиру... А что она видит в ответ: холодную отповедь - я-де не готов еще к семейной жизни, вот когда придет пора, то могу и подумать о Вас.
    Посещения мирного семейства   завершились ухаживаниями Онегина за Ольгой, которая оказалась довольно податливой на светские уловки Евгения…
    Оскорбленный, романтический поэт вынужден защищать честь своей возлюбленной и вызывает Онегина. Тот и не думает извиняться, как волокита и дуэлянт.  И чем это кончилось? Подстрелил несчастного юношу, что местная общественность и осудила…. В результате убийца сбегает из деревни. Потом даже чувствует некие угрызения, которые и преследуют его в виде тоски. Этой тоске посвящена целая глава.
   Оттосковал своё, видимо, да и вернулся в столицу. И тут  нате вам: Татьяна – царица бала. И сердце взыграло: надо вернуть ее любовь, тем более что адюльтер в свете - дело обыденное. Но какой афронт – отказала! Самолюбие снедает вертопраха, и он едва не умирает от этой неудачи. А она … принимает его у себя, наедине, честно говорит, что любовь ее не умерла, но она другому отдана и будет век ему верна….
   Так и надо ему, этому хлыщу!
   Вот как примерно писали отличники, свято верующие в свою правоту, и их наставники ставили им «заслуженные пятерки». И никому дела не было до того, что всё это – не та Логика, которая заявлена  в романе и которая  просто сквозит в тех строках, которые учителя видели сотни раз.. Ан, нам настрой дан!
    (Продолжать собираюсь).
    К сему И. Карин.