Шлюхи громко смеялись и плохо трахались

Шлюхи громко смеялись и плохо трахались. Это не угнетало. Нет. Скорее было радостно. Даже не постепенно, а вдруг, и казалось навсегда. Не хотелось плакать и пить больше. И зналось мне, и виделось, что дергающее похмелье и черный кофе в слабом, раннеутреннем свете продолжит радость, что навсегда. И это купание мое в этом свете и тело мое, что голо, в татуировках засосов, разнежившись и запахнув вдруг свежестью нежно ­розовых мыл с формами женских тел, словно огромный немецкий дирижабль поплывет в нереальности ушедшей ночи и полуобнаженности мужских и женских тел, каменными леденцами валяющихся в комнатах, что не с видом на море или что-нибудь еще в роде этом.
Тебе не кажется, что это было?
Тебе не кажется, что это есть?
Женщины сидели на поляне в высокой зеленой траве. Их было девять. И еще ребенок, чей-­то ребенок, мальчик пяти лет. Они не вернулись, их нашли потом — все мертвы, кроме ребенка. На маленькой поляне, в разных, конечно, неестественных позах последнего раздрыга жизни. Трава и земля пропитанные кровью, сгущающиеся сумерки, мухи, и конечно, мухи, разноцветные, красивые, в блестящих, мерзких доспехах, маленькие трубадуры, странники и пилигримы. Убийцу так и не нашли, так и не узнали, что синие колючки, красная желтизна, «Пятое путешествие Синдбада» и кое­-что о тебе. Убийцу не нашли. Но я знаю, кто это был. Ребенок, конечно, ребенок, с шаблонно ­неестественными, синими глазами, и в них — кто-­то крадущийся по кладбищу, звук фанфар от потресканных, умирающих губ с ранками незаживающих язвочек и голая девочка между двух голых женщин. Дома для одиноких и престарелых, псы, рогоносцы и негодяи, платные плакальщицы, кемпинги и бессилие, стоящие перед стеной — мужчины, и дети, сидящие на ней, думающие обо мне — все, бегающие по спине женщины с младенцами странной наружности, и радость от пола и выше.
Но не это главное, главное в падающей осени, в мелко дрожащих пальцах гинеколога и стальным прессом давящего с мистически ­темного неба тумана, с ликами дьявола в нем.
Завтра, солнце окажется точно по месту пребывания. Трава засохнет на тебе, и целуя то место на ней, где вечнозеленые леса и иногда идут белые дожди — я подожду.