Донбасская разбитная

Изящно скользили изгибами бёдра.
К ним страсть не таили во взглядах недобрых,
Сжирали биноклями вид новоросски
Нацгвардии стая птенцов коломойских.

Ворвались в деревню, все в рокоте танков
И перевернули ей жизнь наизнанку.
Насилие дикое там учинили,
Грабеж, мародёрство, пока были в силе.

А после напились махновской сивухи,
Упали штакетно, как дохлые мухи.
Снарядами мерились те и другие.
Укропы достали стволы боевые

И стали стрелять в животы и забрала.
И зло победило, восторжествовало.
Девчонка металась в панической чуйке,
Петляла, шарахалась нитьевой струйкой.

- Спасите! – кричала. «Пожар! Помогите!»
А слышалось встречным: «Спасайтесь! Бегите!»
Бесчинством закончилось селфи-позёрство.
Я шёл дальнобойно немалые вёрсты.

Мне взгляд бликовал луч закатный, янтарный,
Я груз пострадавшим вёз гуманитарный.
Был выбит осколком из кресла водилы,
Орал на обочине, что было силы.

Меня подобрали девчонки-пастушки,
Собой не красавицы и не дурнушки.
У каждой на грудь меж пикантных фрагментов
Приколот был бант из георгиевской ленты.

У каждой бандана и хаки стигматы,
Ремень на плече, дулом вниз автоматы.
- Мы, брат, ополченки, не сепаратистки.
Когда-то гуляли на пляжах нудистских,

А ныне година суровая дюже
И вид твой, брателло, совсем неуклюжий.
Зажатые скобы в попытке улыбки.
Затих горизонт в перемирии зыбком.

Я жарко метался в бреду от волненья
На хате саманной у края селенья.
Вдруг прямо на джипе ко мне из Донецка
Захарченко едет во френче немецком

С женою-красавицей, юной Натальей,
Которой цыганки любовь нагадали.
Случайно с ней встретились взглядами в сенцах…
Так я и остался в рядах ополченцев.