Стою один, исполненный страданий...

Стою один, исполненный страданий,
Передо мной стеклянная стена,
За нею жизнь таинственных созданий,
Как в телескоп настроенный, видна.

Те существа со мною схожи внешне,
Но не по сути – в том-то и беда.
Я среди них чужой, иной, нездешний,
Хоть стать своим пытаюсь иногда.

Я к ним стучусь – они не открывают,
Гляжу в их души – там кромешный мрак,
Хочу понять их – языка не знаю,
Хочу любить их – и не знаю, как.


Похоже, это не дано мне свыше.
Я в пустоте – глухой среди глухих.
Я говорю – они меня не слышат,
Я умолкаю – и не слышу их.

Так мы и ходим, словом не обмолвясь:
Они беззвучно разевают рты,
А у меня как будто слух и голос
В другом диапазоне частоты.

Как будто я тяжёлым чем огретый,
Как будто погружён в кошмарный сон,
Как будто прилетел с другой планеты,
Как будто я не ими был рождён.


Как будто бы один во всей Вселенной
Я за стеной родился роковой,
И эту заколдованную стену
Ни словом не пробить, ни головой.

Всё бесполезно: слёзы и стенанья,
Призывы, просьбы, крики, болтовня,
Попытки притвориться, заклинанья –
Тем, за стеною, не слыхать меня.

Как будто я в тюрьме – они снаружи.
(Хотя, быть может, и наоборот.)
Им не нужна любовь, и свет не нужен,
Не нужен одинокий рифмоплёт.


И ни одной его несчастной строчки,
Ни одного простейшего словца
Не внидет сквозь тугие оболочки
В надёжно защищённые сердца.

Контакта нет, язык не найден общий,
А жестами – попробуй объяснись.
С животными и то бывает проще:
У них порою прочитаешь мысль.

А у людей… У них такие мысли,
Что ничего вовеки не поймёшь:
Запутаны, темны… В каком-то смысле
И мысль неизречённая есть ложь.


Все эти мысли масками застыли:
Под маской маска, и ещё одна…
Слои тумана, грязи, льда и пыли…
Копай – не докопаешься до дна.

В подвалах душ – засовы и запоры,
Замки, решётки, двери, провода,
Проходы, лабиринты, коридоры,
Крутые спуски – в пропасть, в никуда.

Но это всё – бесплотные виденья,
И если говорить начистоту,
То эти жалкие сооруженья
Скрывают под собою пустоту.


Да, пустоту – без дна, конца и края,
Холодное и тёмное ничто,
Но люди с ним в душе, не умирая,
Живут порою даже лет по сто.

Живут? Иль только кажутся живыми?
Я к ним взываю, а они в ответ
Уставятся глазами восковыми,
В которых ни крупицы жизни нет.

И я для них, наверное, такой же,
И им меня почти что не видать.
Так разум свой мятежный успокой же
И научись за ними наблюдать.


Ну что же, наблюдать, конечно, можно:
Из полной тишины, из-за стекла.
Из тёплой безопасности несложно
Взирать на застекольные дела

Без сокрушений, без душевной боли,
Без грусти, без досады, без забот…
Но горечь, порождённая любовью,
Спокойным оставаться не даёт.

Я не могу глядеть высокомерно
На мне подобных телом – им пора
Кричать, кричать, что медленно, но верно
Их пожирает “чёрная дыра”.


Но это не конец всего на свете.
О, человек, пожалуйста, пойми:
Беда в другом – что люди на планете
Упорно не желают быть людьми.

Они любить друг друга не желают,
Любовь для них несносней всех обуз,
Они тела в одежды наряжают,
Снимая с душ ответственности груз.

Законами, запретами, моралью
Закутали себя со всех сторон,
Лишь сохранили ненависть шакалью,
А человечность выкинули вон.


Под масками прогресса и культуры
Запрятали животно-дикий нрав.
На вид – краса общественной структуры,
На деле – кто сильнее, тот и прав.

Один – хозяин, а другие – вещи,
Один почти что Бог, другие – тлен.
Вот так теряли люди человечность
И получали ненависть взамен.

И рабства отвратительного бремя
Взамен свободы общество несло,
Хотя когда-то всё же было время,
Рабы смести пытались это зло.


Но длилась за эпохою эпоха,
Не все имели силы для борьбы…
“А быть рабом совсем не так уж плохо,” –
Соображали многие рабы.

“Чем будем мы слабее и покорней,
Тем долее продлятся наши дни,
Тем будем жить сытнее и спокойней,” –
Вот до чего додумались они.

Отринув силу, волю и гордыню,
Украдкой возвели на пьедестал
Смирение – последнюю святыню,
Ничтожество – последний идеал.


Они толпой прошли огонь и воду,
Нагородили тысячи проблем,
Сражаясь за последнюю свободу,
За рабскую свободу быть никем.

И бедная планета стала полной
Кишащей человечьей мелюзги –
Самовлюблённой и самодовольной…
Дебильный век, дебильные мозги!

Свободных мыслей там уже немного:
Желанное прибежище найдя,
Рабы предпочитают верить в Бога
И слушаться хозяина-Вождя…


Нет, с этими чуднЫми существами
Мы никогда друг друга не поймём.
Их невозможно убедить словами –
Разумней оставаться за стеклом.

Подальше от лакеев и плебеев,
От прирождённых Божиих рабов,
От их вождей – лукавых фарисеев,
От этих размалёванных гробов.

Чтоб не давать тупому мракобесу
Бесцеремонно в душу залезать…
Вот, написал ещё одну груэсу,
А больше и не знаю, что сказать.