Ковыли повесть в стихах

               

Моей большой и дружной семье...



КОВЫЛИ...


Повесть в стихах.

Пролог

Мой Казахстан, моя Любовь и Мудрость!
В свой неуверенный и грустный миг,
Моя душа летит к тебе, обуглясь,
Во времени и крике - напрямик!




Глава первая. Мама.


Ковыли, ковыли. Бесконечная жажда,
Над премудрою степью багровый закат.
Жарко в лето взлетают, по отдельности каждая,
Птицы лета степного в простор наугад.

По дороге, избитой копытами, кони,
Обессилев, плетутся навстречу жаре,
И прекрасная женщина плачет и стонет,
На разбитом возу, в самой яркой поре!

Рядом двое совсем еще маленьких деток,
И дорогой измученный, ласковый муж.
Едут в мир незнакомый, без всяких разметок,
И не знают, где снова покой обретут.

Позади остается мучнистая россыпь
Пыльных серых дорог и волнение трав!..
С каждым шагом меняется конская поступь,
Украину с Россией следами устлав.

Из того, что случилось, припомнится только
Хлыст Черкасского пана и крик без конца,
До сих пор разрывающий сердце, и волком
Выть хотелось при виде обрывков лица…

Ах! Жена молодая, красавица Анна!
Чернобровая, с нежным румянцем щеки!
Крепостною была ты и вовсе не странно,
Что пан выбрал тебя в этот день у реки!

Отшатнулась от сластолюбивого пана.
Оттолкнула в испуге. Разгневанный он,
Изувечил её исступленно и рьяно,
Как вином, видом крови рабы опьянен.

Как ушли, как бежали, трудней не придумать,
Двое крошечных деток, безумство жены -
Все свалилось на плечи и каменной грудой,
Придавило, как чувство неясной вины.

Приголубила степь своих путников странных.
Отыскался для них на земле уголок.
От могилы жены, утром росным и ранним
Стон высокой тоски ветер нес на Восток!...

С сыном шел на руках поседевший Виталий,
И рукой ухватившись за отцовский зипун,
Темнокудрая девочка, с непростыми глазами,
Семенила дорогой. А в байский табун,

Ускакали усталые рыжие кони, -
Долг уплачен за землю, в которой лежать
Мать осталась, а в сильной отцовской ладони,
Продолжала, дочурки ладошка дрожать.

Дышит мир вразнобой, не прошло это даром:
Держит память в плену много прожитых дней.
В чернокудрой девчушке узнаю свою маму,
И писать начинаю с материнских корней…

 


Глава II. Отец.


Затерялась в степях деревушка Покровка,
Озерца, камыши, побелевший бурьян,
И кулик оглашал деловито и тонко
Заливные луга, где весенний дурман,

Разливается чистой и ясной прохладой,
Где травинки дрожат ароматом любви,
И пасется веселое сельское стадо,
Наслаждаясь обилием сочной травы...

В сельском маленьком домике вдовушки милой,
Собиралась под вечер всегда молодежь...
Росту среднего парень недюжинной силой,
Удивлял всю округу - сильней не найдешь.

И в один из таких вечеров предвесенних,
Появилась девчоночка - кудри, как смоль,
И в глазах непростых одиночества тени,
И какая-то прямо сиротская боль!..

И Степан обомлел неприученным сердцем,
Ни с того, ни с сего перестал говорить -
Замолчал и за весь этот ветреный вечер
Он не мог далеко от нее отходить...

Прикипал он глазами к совсем не знакомым,
Но, таким, непонятно родным, волосам.
Застонала душа, сердце стало огромным,
И молилось веснушкам и карим глазам!..

И Ирина приметила славного парня,
Его крепкие руки и сильную грудь.
Серых ласковых глаз теплоту ощущая,
Все боялась сама на Степана взглянуть.

Но в одно из мгновений взметнулись ресницы,
Карих глаз глубина обожгла, как мороз.
Необычной любви написались страницы,
И открылось значение радостных слез.

Шли они по степи, натыкаясь на травы,
Их горячие руки друг друга нашли,
И не стало Луны и Вселенной не стало,
Только чистый огонь, ярость первой любви!

В сельсовете они через день расписались,
И, счастливые, въехали в дом жениха!..
Так для мамы с отцом дни любви начинались,
Чтоб потом отозваться в дочерних стихах!..

 

Глава III. Дом родной.

Только годик побыв у свекрови со свекром,
Упросила Степана построить свое,
Небольшое строенье из самановых блоков,
И уютом дышало простое жилье!..

С неприкрытой любовью Ирина старалась
Аккуратно и чисто хозяйство вести.
Со счастливой улыбкой везде появлялась,
Не страшась, бремя радости светлой нести.

Вспоминала, с каким непростым удивленьем,
Наблюдала за мужем, что уменьем гордясь,
Размечал этот дом и с завидным терпеньем,
От зари до зари непомерно трудясь,

Опекал ее нежно, и рад был без меры,
Когда скромно зардевшись, краснея лицом,
Сообщила Ирина о ребенке их первом,
О великом событьи: он станет отцом!..

Что-то дрогнуло в сердце, дыхание сбилось,
Руки сами на плечи Ирине легли,
Как он будет гордиться своим маленьким сыном,
И какой интересною будет их жизнь!


Но о сыне мечтания все не сбывались,
Семь девчонок Ирина ему родила,
Много было всего - они чуть не расстались.
Жизнь в трудах и заботах тихонько плыла!..

И, одна за одной, подрастали девчата,
Каждый день их из детства навек уводил,
Они тоже хотели любимого брата,
Чтобы их хоть однажды басок разбудил!..

Время мне подарило улыбку сегодня,
Из далекой Москвы милым сестрам звоню.
Узнаю как дела у сестрицы, что в Грозном,
Сообщенье отправлю в Париж, в Астану!

Мне полсвета родня, но я помню то счастье,
Как росла в тишине Казахстанских степей,
Помню деда Сергея и бабушку Настю.
Теток, дядюшек - всех их тринадцать детей!

Помню ветры степные беспечного лета,
Помню первую встречу с Любовью своей!
Но сейчас я хочу рассказать не об этом,
А о той тишине убегающих дней!..

 

Глава IV. Родители отца

В чистой горнице, скатертью светлой покрытый,
Столик старой работы. Стул - резные столбцы.
Благородный старик с ясным взглядом открытым,
Над старинною книгой. Святые отцы,

С антикварных страниц мирный взгляд наблюдают,
Древним, старославянским ведут языком,
Непростую беседу…Страницы мелькают,
Под корявой морщинистой грешной рукой.

В глубине светлой комнаты в ворохе юбок,
Что почти подметают глиной смазанный пол,
Из огромной печи, сморщив старчески губы,
Вынимает горшки, ужин ставит на стол,-

Невысокая, быстрая в деле, старушка...
Тишина за вечерним и звездным окном,
На лежанке, цветные с подзором подушки,
И бороться устал с наседающим сном,

Рыжий ласковый кот, удивительно важный,
И, медлительный, словно стенные часы,
Что висят у окна, и тяжелый их маятник
Невозможно быстрее идти упросить...

Скрипнув дверью сенною совсем не по-детски,
На пороге девчушка - курносенький нос,
И смешливый вопрос: "Здесь живет дед Елецкий?"-
Независимо ясно голосок произнес.

И такое приветствие не удивило,
Спрятал в бороду смех и на руки поднял
Дед любимую внучку. И с трепетной силой
Головенку кудрявую к сердцу прижал.

Усадил, сел напротив, глазенок сиянью,
Удивляясь, милуясь и щедро любя,
Конопатое чудо - любви созиданье,
Что воркует без умолку, всех теребя...

"Вечер. Поздно уже. Ты одна не боишься?
Ну да ладно, сиди. Я потом провожу.
Пей-ка чай. Вот блины и варенье из вишни...
Что сестрицы? Давай-ка еще подложу..."

Зная дедову слабость к веснушчатой внучке,
Что в ответ отдавала не меньше того,
Села с ними и бабка. Примостившись на ручке
Кресла старого, - та, не боясь ничего,

Уплетала блины. И, причмокнув губами,
Успевала беседу вести с дедусём:
"Тятька ездил вчера на базар вместе с мамой,
И привез девкам ситцу и разных трусов…"

Дед и бабка смеялись такому известью,
Растекались теплом по усталым глазам,
Эти милые россказни. Свеж и приветлив,
Вечер плыл над землей. Подойдя к образам,

Дед крестился, шепча незаметно молитву.
И, накинув на плечи, потертый зипун,
Проводил свою гостью до самой калитки,
До сыновнего дома. А месяц-колдун,

Уже царствовал в полную силу и радость,
И скрипел под ногами февральский снежок.
Плел на ветках уснувших, иней чистую пряжу.
И цеплял ее нить за алмазный рожок.

И неспешные мысли о будущем лете,
О весеннем посеве и завтрашнем дне,
Как-то сами собой наплывали, и ветер,
Уносил их спокойную силу к себе...

"Завтра внуки сойдутся, - подумал Мироныч, -
День субботний. За почтой не нужно спешить…"
Уходили часы. Тихо близилась полночь.
"Много лет уже прожил, а хочется жить!.."

 

Глава V. Блинный рай

По субботам - раздолье, особая благость!..
На кухонном столе - нежность хлеба - горой!
Приглашала Настасья одолеть эту радость,
Всех девчонок Степана - этих семь - не сынов.

На средину, как в праздник, накрытый столешник,
Принимал два подноса - по метру блинов,
По бокам и краям, становили неспешно
Масло, мед и сметану, и пир из пиров,

Начинался. Забыть и стереть невозможно
Золотую страницу ушедших времен,
Ласку глаз и морщинок узорчик несложный,
И безудержно сытый девчоночий стон.

А потом пили чай: без прикрас и добавок,
Только пахнущий травами летними - чай!,,
Дух семьи и сплоченности праведно правил,
Над притихшим столом, где витал блинный рай.

И сияли улыбками девичьи лица,
И глаза благодарностью нежной цвели,
Не могли ни дышать уже и ни молиться,
только так вот глядеть благодарно могли...

Здесь в дому невозможно иное представить -
Дед по старым обычаям жил и сейчас.
Стал отец коммунистом, когда умер Сталин,
И семья голодала: как честности глас,

Был отцовский запрет - не бери у колхоза.
Мать работала пекарем, втайне она,
Приносила в карманах пшеничные зерна,
И мололи их дети на простых жерновах.

Теплым мягким клубочком, живут, притаившись,
В сердце, дни, когда бабушка в блинном раю,
Улыбалась глазами. Морщинками мысли,
Разбегались… Теперь я об этом пою…


Эпилог

Мне уже много лет,
Мне под ноги летела земля,
Казахстанский рассвет,
Солнцем всходит в Российских полях...