Поэт Рубцов - непознанная тайна

Впервые услышал строчки этого поэта много лет назад (в 1965 году) из уст бывшего балтийского моряка Юрия Курганова, с которым мы учились в Оренбургском техникуме железнодорожного транспорта. И строчки эти, под хорошее настроение зазвеневшие в студенческом общежитии, запомнились сразу (и на всю жизнь!) своим безудержным оптимизмом, широтою, правдивостью, юмором:
Стукну по карману – не звенит.
Стукну по другому – не слыхать.
Если только буду знаменит,
То поеду в Ялту отдыхать…
И еще:
Мое слово верное
прозвенит!
Буду я, наверное,
знаменит!
Мне поставят памятник
на селе –
Буду я и каменный
навеселе!..

Когда я спросил своего однокурсника об авторе полюбившихся стихов, он ответил примерно следующее: стихи написал простой матрос, они известны на всех флотах СССР, моряки переписывают их друг у друга в свои самые заветные блокнотики. А вот фамилия автора «подзатерялась»… Я тоже записал эти удивительные строчки в свой блокнот, и прошло много времени, прежде чем стихи матроса вновь напомнили о себе.
В самом начале 70-х годов прошлого века у меня постепенно появилась полезная привычка: по дороге с работы я заглядывал во все попутные книжные магазины и просматривал новые книги, особенно поэзию. (И поэтому теперь, когда друзья изучают мои книжные полки, они хорошо понимают, почему у меня до сих пор нет автомобиля, как и всего другого – более-менее материального…).
Однажды, находясь в состоянии обычного поискового транса, я вдруг заметил книгу под названием «Последний пароход», ее автором был неизвестный мне в ту пору Николай Рубцов. Стихи, давшие название всему сборнику, он посвятил интересному поэту и писателю Александру Яшину. Листая книгу, вдруг нахожу хорошо и много лет знакомые строчки – те, что первыми цитирую в начале этой статьи…
Читаю то, что написано об авторе в предисловии, и то, что он сам о себе сказал в стихах: родом из Емецка, но детство прошло в селе; перед Великой Отечественной войной потерял мать, отец ушел на фронт и после войны забыл детей; а Николай – детдомовец, студент, рабочий кочегарки, слесарь-сборщик военного полигона, матрос Северного флота, моряк тралового флота, друг Яшина, учился в Литинституте… Вот стихотворение «Стихи» из памятного сборника «Последний пароход»:
Стихи из дома гонят нас,
Как будто вьюга воет, воет
На отопленье паровое,
На электричество и газ!
Скажите, знаете ли вы
О вьюгах что-нибудь такое:
Кто может их заставить выть?
Кто может их остановить,
Когда захочется покоя?
А утром солнышко взойдет, –
Кто может средство отыскать,
Чтоб задержать его восход?
Остановить его закат?
Вот так поэзия, - она
Звенит – ее не остановишь!
А замолчит – напрасно стонешь!
Она незрима и вольна.
Прославит нас или унизит,
Но все равно возьмет свое!
И не она от нас зависит,
А мы зависим от нее…

Не хочу комментировать то, что так верно и точно сказал сам Николай Рубцов. Все в этом стихотворении понятно и без «переводчика», такие стихи близки сердцу читателя, как и многие другие стихи поэта…
Последующие мои изыскания добавили немного: Рубцов издал книги стихов «Волны и скалы», «Лирика», «Звезда полей», «Душа хранит», «Сосен шум», «Зеленые цветы», сдал в издательство рукопись сборника стихов «Подорожники»… И почти тут же узнаю, что в живых Николая Рубцова уже нет – удавлен в своей квартире после вечеринки. А преступление совершила поэтесса, женщина, которую поэт собирался назвать своей женой… Только-только узнал поэта-современника, а его уже нет.
Но открытия продолжались… Друг дал почитать сборник Николая Рубцова под названием «Зеленые цветы». Стихи так понравились, что выписал их все в особую тетрадь, и она сохранилась до сей поры. По радио песню замечательную запели: «В горнице моей светло…» – слова Николая Рубцова. И еще поют: «Я буду долго гнать велосипед…» – и опять слова песни принадлежат Рубцову.
Мне тоже посчастливилось учиться в Литературном институте имени А.М. Горького СП СССР. Как иногородний я жил в институтском общежитии, а там, среди других легенд, еще бродили воспоминания о талантливом и непревзойденном молодом поэте Рубцове. Николай учился то на очном, то на заочном отделении. То безудержно веселился в компании товарищей, исполняя свои песни под гармошку и показывая однокашникам-первокурсникам типографский экземпляр «своего сборника стихов» (сработанный на самом деле самиздатовским способом), то становился угрюмым и нелюдимым, как обиженный зверь; то внезапно исчезал из Москвы в неизвестном направлении в разгар учебы…
Говорят, в зрелые годы жизни он был невыносим и много пьянствовал. Тогда на этом фоне вызывает сомнение количество знакомых и друзей, появившихся с публикациями-воспоминаниями в периодической печати после трагической гибели поэта. Не может быть в окружении алкоголика столько приличных, солидных и талантливых людей! А сколько книг он успел издать при жизни, к тому же, немалое количество стихов (по свидетельствам очевидцев) ушло вместе с поэтом в могилу, и сколько сборников стихов издано позднее! Кстати, в год, когда сельские власти объявили Рубцова тунеядцем, им было написано около 50 стихотворений, которыми сейчас гордится Отечество.
Я встречал многих литераторов, заявлявших о прочном знакомстве и даже личной дружбе с Н.М. Рубцовым: в Москве, в Дубултах (г. Рига), в Самаре и в Оренбурге. И мой личный вывод такой: на самом деле в друзьях у него ходили сиротство и одиночество, неустроенность, неприкаянность в жизни и непонимание в среде сотоварищей по литературному цеху, чувство быстротечности земного праздника и неотвратимого рока, которым поэту давно было назначено: «Я умру в крещенские морозы…».
В столице Северного Флота – городе Североморске, когда пришлось побывать в редакции газеты «На страже Заполярья», мне дали возможность познакомиться с подшивками той поры, когда матрос Рубцов регулярно печатал первые свои стихи. Я вчитывался в каждое стихотворение и не узнавал поэта, известного широкому кругу читателей: можно сказать, перед глазами мельтешили обычные стихотворные строчки с барабанной дробью шаблонных военно-морских обстоятельств. И вдруг:
…И только сын заводит речь,
Что не желает дом стеречь,
И все глядит за перевал,
Где он ни разу не бывал…

Вот с такими строчками пришла к Николаю Михайловичу Рубцову высота Поэзии, которую потом стали узнавать все в России и даже назвали «рубцовской и русской». Откуда появилась новая, своеобразная, самозвучная, почти осязаемая интонация? Как в обычном матросе вдруг появился Поэт? Как он заимел свой голос – тот самый, который теперь знают все любители поэзии, который любят, которому подражают, о котором пишут книги и статьи? Тайна! Непознанная никем из современников…