наедине

к ноге привязан, тянется бетон
но воздух в пузырьке - кусочек неба,
что кружит голову, вернее окоем,
как вечный голод, вечный голод хлеба.
Дышать в ладонь теплей, чем камнем стать,
чем гримом штукатурки лезть по стенам.
Из всех забот, лишь голос не отдать.
Тот, что строкой разносится по венам.
Несчастней и счастливей не найдешь
ни в том, ни в этом измерении доли.
Сквозь ветер пламя по земле и дождь
из стали и надежды поневоле...
На цвет и вкус ты никому не брат.
Лишь бы звучало Largo океана
и звук, в котором век не виноват:
всех идолов, сошедших с пьедестала.
Пускай хоть скит, хоть сруб или скамья
в глухой бадье с каракулем исчадий...
Хоть столб позорный - голос от меня
не отнимай свой, ангел беспощадный.
Мне в памяти останутся верхи
и детских книг деревья и качели.
Психеи терпеливей стал мой стих
в который строки, падая, летели.
Ещё за то, что даль не испытал
пространство увеличивая тенью
другой земли, которой не видал
грядущим мне воздай стихотворением.

вс