Ни звонка, ни звона колокольного...

Ни звонка, ни звона колокольного.
На озимом сердце – борозда.
Незаметно, с неба мукомольного,
Опустилась ранняя звезда.

Все что было, билось ли, болело ли.
Что скулило брошенным щенком. –
Все уснет под саванами белыми,
Под шершавым ситцевым венком.

Старый друг зайдет, слегка подвыпивший.
Закурить попросит. Закури.
Только , как с птенцом из жизни выпавшим,
Я прошу, со мной не говори.

Я измучен тягостными встречами.
Все труднее мне смотреть в глаза.
Даже если спросишь, не отвечу я.
Не смогу об этом рассказать.

Все, что помню, все чего не помню я,
Что цвело ромашкой полевой,
Забросали глиняными комьями,
Вперемешку с желтою листвой.

И от скорби,  сердце не расплавилось.
Лишь на век, прорезались слова:
«Постарайся, чтобы я поправилась.
Сделай так, чтоб я была жива.

Ты на юг, ты к морю отвези меня…»
Но заметив желтый лист в окне,
Прошептала тихо: «Обувь зимнюю,
Ты не покупай наверно мне…»

Сорок дней, как в белом шуме прожито.
Закольцован жизненный виток.
«Бог прибрал», «Ему виднее». Может быть.
Значит просто, не держал никто.

Старый друг о чем-то: «Будет нам еще»
Только знаю, в горле боль ершом.
И уже с небес, над новым кладбищем
Экскаватор свесился ковшом.

Белый снег мой, брат мой, - не растаивай.
Полежи подольше, подожди.
Пусть не режут память птицы стаями.
Не гремят весенние дожди.

Пусть в душе,  под тяжкими сугробами,
Прозревает светлое зерно.
Чтобы к сроку, Небохлеборобами,
Было Богу отдано оно.
2015г.