подстрочники - 1920

ПОДСТРОЧНИКИ

Слушаю лепет души.
Внимаю невнятному.
Есть музыка,
но где же слова?
А за окном
невероятно огромный мир
гремит занавесками облаков
в сиреневой фреске неба,
и в зелёных сугробах деревьев
шатается белый город.
А за окном
ни – че – го не слышно,
слова и музыку
выталкивает сердце.
Записываю.


Слушая старые роки.
Слушая забытых биттлз.
Грустишь о былых городах.
Мечтаешь вернуться.
Садишься в поезд.
Пустынным утром
в подслеповатом солнце
выходишь на перрон
забытого города
и вдруг понимаешь,
что попал не туда.
Ты хотел возвратиться
в прежний город
с шумом друзей,
вернуть любовь.
Ты жив,
а не можешь вернуться,
что же будет завтра?..

Клумбы.
Из мелких несчастий
складывается счастливая жизнь.
Помни о смерти:
радуйся,
глядя в узоры клумбы.

Сижу один на один
с рычащим цветным телевизором.
Показывают Африку.
Бутылочные деревья.
Я уже знаю ужасно много,
видел в цвете
морошку и голубику,
северных оленей
и американских миллионеров.
Но каждый день
показывают новое,
и это меня утомляет.
Когда же покажут
хороший детектив
с парочкой десятков убийств,
леденящих подмышки?
Ведь завтра идти на службу,
томительно ждать обеда, 
а после зевать от скуки
и, глядя на молоденьких девочек,
пытаться прогнать сон.
Ведь завтра идти асфальтовыми улицами,
Серый, серый, серый город,
дни унылые, как капли дождя…
Лица, каждый день разные,
любить незнакомыъх людей
всё равно, что любить треугольники.
Вечером снова к экранам:
десятая серия «Голубой мути»
до Времени
а после Времени
четвёртая серия «Вечного зёва».
А после фантастический сон
о скучной и серой жизни.
Снится, будто я нахожу монетки,
снится, будто покупаю книжки,
снится, будто читают мои стихи…

Будто читают мои мысли
ослепительные огни ночного города.
Мчатся по эстакадам автомобили,
стоит с утра бензиновая погода.
Мы – пылинки
которые мечутся в свете большого огня,
мы пылинки радиоактивного чувства,
не замечаем,
как оседаем слоями
на солёную, первобытную землю
и составляем её голубые слои.
Всё теснее, теснее, теснее
на этой планете,
если выдохнет кто-то полностью,
а кто-то в другом полушарии
сделает вдох,
вычеркнет небо
ещё одну звёздочку.

Затерялся в твоих лабиринтах
и склепах поэт Балалбанов,
если меня упрекнут 
в абстрактности любви Универсума,
в обезличке Индивидуального Человека,
я назову вам всегда одного человека,
который затерялся
в твоих лабиринтах и склепах,
закованный общественными отношениями
город.
Поэт, словно сахар, растаял
он кричал о себе,
рассыпал жемчуга,
раздаривал звёзды.
Человечество лихорадочно
копалось в себе,
не то разыскивая таланты,
не то беспокоясь, что их не прокормишь.

Стою под зонтиком,
дождь жарит пузыри
на сковородке площади.
Не перестаю удивляться розам,
зелени и фиалкам.
Дождь прекратился,
и нежные ирисы-девушки
очень бережно
между ослепительных луж
понесли через края переполненные
бокалы июльских тел,
сгораемых
в огне весенних желаний,
и сияющих изнутри
светлым жаром.
Думаю, что мы очень грамотны,
не верим приметам и снам,
не суеверны
и сглазу совсем не боимся,
не верим, что у нас есть душа,
и душевная сила
распространяется
от человека к другому.
Не верим, что способны дыханьем души,
словно спичкой, зажечь
стог любви
и оставить одно пепелище.
Не верим, что судьба нами правит,
Фатальность и Случай
(что, впрочем, одно – Неизбежность),
что наш произвол –
это вечное рабство –
не верим.
Не верим,  что наш автомобиль
сейчас меняет колёса,
которыми нас переедет,
что если мы будем ходить тротуарами,
где-то нас  дожидается кирпич на карнизе,
а если мы будем ходить под деревьями,
лёд пронзит тополиною пикой.
А если будем беречься,
то Случай над нами всегда посмеётся,
а если мы будем отважны
то нас приберёт Неизбежность.
Не верим,
что спасения нет:
мы стали уже образованны.

У подбородка сжимаю в кулак
края своего одеяла.
Гляжу на большие пальцы ног
и думаю,
одеяло короткое,
а где пределы Вселенной?
Со стен репродукции
за мной наблюдают ночью и днём.
Мадонна, Неелова
Пугачёва и Че Гевара,
зачем заключил себя с  ними?
Побуревшее яблоко в пепельнице –
натюрморт натюрмортов,
и груды нежных, как губки любимых,
лепестков пионов.
Абстрактные горы книг,
и клочья бумаг…
Моя комнатушка –
корзина бумаг.
Не хватает для слов огня.
Так стоит ли думать о Вечности?
Ведь завтрак пропущен.
Так стоит ли грезить о будущем?
Смешно обо всём этом думать.
Тем более, натощак.

Капли дождя барабанят по зонтику,
Кажется, что всё в прошлом.
Тот поэт
под дождём где-то ходит,
он спятил,
подбирает осенние листья,
их по ветру ловит,
может, ищет стихи?

+++