Тень, что качнула вишневую рощицу...

 * * *



 Дорогим мертвецам наливаю я рюмку багряного,
 к незабытым устам подношу поминанье вина.
 Не случилось мне, дед мой, ни разу видать тебя пьяного,
 но сегодня прошу тебя: выпей со мною до дна.

 Неугасшим глазам соберу угощение краткое:
 помидоры и хлеб – на двоих за дощатым столом,
 средь осенних стволов, под кирпичной оранжевой кладкою –
 у садового дома, что крепок ещё на излом.

 Иоанн Иоанныч! Не выдохнуть гласных блаженнее,
 не найти всенароднее имени и веселей.
 Потемнел виноград – твоих саженцев-лоз продолжение,
 фиолет «изабеллы» подмешан в воздушный елей.

 Эти стебли, увившие стену, – по-прежнему сильные.
 Я к ладони твоей потянусь и опять узнаю:
 теплоносную линию жизни, наследье фамильное –
 широченную руку отцову и лапу свою…

 Сторона моя русая – правда моя погорелая!
 Что и взять с тебя – водки пузырь иль костей полведра?
 Не за это люблю тебя. Вот что от сердца я сделаю:
 снова вспомню своих - Иоанна, Николу, Петра.




 * * *


 Шмель на малине, на тополе горлица.
 Старая хата застенчиво горбится.
 В зелени двор.
 Средь лебеды, лопуха, подорожника
 да осенит меня, Отче, безбожника,
 синий твой взор.

 В этих краях бессловесно натруженных
 не был я век на вечерях и ужинах. –
 Дай же им днесь…
 Выучил крепко иные законы я,
 что же так просится в душу исконное,
 цветшее здесь?

 Что же щемит у предсердия прежнее –
 солнечно-смуглое, зелено-нежное?
 Боже, прости.
 Нет их давно на земле скудно-ласковой,
 тех, кто крестил меня травною сказкою –
 глина в горсти.

 Ты бы послал хоть на час своих ангелов –
 ягод набрать из малиновых факелов
 вместе со мной,
 весть бы подать о чете моей суженой
 из белооблачной жизни заслуженной
 послеземной.

 Ты бы простил мне печаль и томление,
 это невзрослое стихотворение –
 зова наив…
 О, как по имени кликнуть мне хочется
 тень, что качнула вишневую рощицу,
 плач затаив…