Cказка о Панкрате ведуне и чёрном вороне

~ Сказка о Панкрате ведуне

              и чёрном вороне ~


        I


Утренний забрезжил свет над Таюн горою.
Божьих тварей бередя, радуя собою.
Пробудился наш герой, в озере умылся,
Полной грудью воздохнув, солнцу поклонился.
Размышляя о своём, спину распрямил.
Воздел руки к небу, заговорил:

Утро доброе тебе, здраво будь, светило!
Без совета твоего дня не проходило.
Чаю и на этот раз не смолчишь, уважишь,
И как тайны толковать ведуну подскажешь.
За назойливость прошу строго не взыскать,
Ведь, как праведность блюсти - надо знать.


- Полно, знаю я тебя, - здесь солнце отвечало.
Песню старую завёл ни к чему сначала.
Будет разглагольствовать ни о чём,
Место я одно тебе укажу лучом.
Не сплохуешь, - сможешь прок для себя извлечь,
Лиходеев происки вражии пресечь.
Голову морочить ты большой мастак,
Только, знаешь, у меня всё не просто так.
Вокруг озера один обеги-ка круг.
А без этого никак, разлюбезный друг.
Да не абы как тащись,  мчися во всю мочь.
Коли просишь помогу, как не помочь.

Мина кислая Панкрата тот час изменила,
Почесав за ухом, отвечал уныло:
Пробежаться не впервой, это нам не сложно.
Да берут сомнения, на душе тревожно.
Не в ущерб ли я себя этим истязаю,
И не много ль времени попусту теряю?
Кто-то пьянствует вовсю, по девахам ходит.
У меня же без гульбы даром жизнь проходит.
Тоже человек живой и, признаться, -
Самому охота мне поублажаться.
Выпить там, а здесь гульнуть, что тут такого?
Нет ли тайны распознать способа другого??

Солнце вспыхнуло, ожгло, строго отвечало:
"Дураков, тебе подобных средь людей не мало.
Рассуждения подобные непотребны мне.
Не желаю вовсе знать, что в глупой голове.
Не валяй ты, братец, лучше дурака,
На условие иди, не поздно пока".


"Ладно", пробурчал ведун, надо, значит надо".
Издевайся, всё стерплю, была бы награда.
Пятернёй на голове чуб кудрявый вздрючил.
Гаркнул сам себе: "Пошёл!" - глоткою могучей.
И заветный круг промчал, устали не зная,
Вокруг озера ещё, ветер обгоняя.

Отдышаться не успел, как за первал,
Солнца золотого тонкий луч упал.
И, свою судьбу кляня, в намереньях каясь,
Двинулся на знак Панкрат, потом обливаясь.

     II


Отмахав 15 вёрст, мятый, удручённый,
Брёл он по полю, как вдруг - сверху ворон чёрный
На плечо, как на насест, ему опустился,
Хриплым смехом во всю мочь в ухо разразился.


Охладел Панкрат, осев, руки опустил.
На плечо скосившись, сплюнул, забасил:
Будь неладен, пёсий сын, испугал до гроба.
Номера выкидывать мастера мы оба.
Но давай-ка наперёд уговор держать:
С этого моменту боле не пугать.
Так невольно можно, Господи прости,
Сраму несусветного на себя возвести...


Чтой-то, не ахти как рад, мой Панкратий встрече.
Чёрный ворон молвил по-человечьи:
Коли малая такая в стала в тягость шалость,
Это не иначе, как подобралась старость.
В шалаше те, братец, стало быть, сидеть.
Плесть кошёлки, в ус не дуть, на  луну глядеть.
Если вдруг ночами лунными не спится,
Шастать, где не попадя, ночью ж не годится.
Чем  ещё себя занять - поразмысли сам.
В даль такую занесло по каким делам?

Пару раз зевнул Панкрат, будто заскучал.
Отрешённым голосом отвечал:
По каким таким делам вышел прогуляться.
От безделья отдохнуть, про запас размяться.
О небесных помечтать кренделях притом.
Глянь-ка, кто там козни строит под мостом?

Дождь холодный с неба робко заплакал.
Шёпотом Панкрату ворон прокаркал:
Люди-добрые похоже, - кому ещё быть.
Надобно и нам с тобою делу пособить.
Подходи поближе, да поспеши,
Пока "добрые" не юркнули в камыши.

Великаньими по склону пролетев шагами,
Прихватил Панкрат рукой увесистый камень.
Лиходею в голову его метнул,
Непристойное ярясь слово примянул.
Про меж ног ногою второму приложился,
На речном песке расположился.

"Боже правый, как устал", прошептал со вздохом.
На душе-то хорошо, да в утробе плохо.
Во-о-оро-о-он, ми-ила-ай, сыщи хоть
Хлеба ржАного ломоть.
Кабы знал - в дорогу взял,
Пуще льва оголодал."

Ухая крылами, суму неся,
Подлетел к Панкрату ворон так спрося:
Эк нелепица какая, дочего смешно.
Не краснея врать, Панкрат, говорят, грешно.
Вот те с кушаньем  сума, говори спасибо!
Ничего  не ешь же ты, кроме рыбы.
Или в шалаше твоём стряпуха объявилась?
Кто такая - расскажи-поведай, на милость??

Развязав тесьму, в суму руку запустив,
Нараспев Панкрат заголосил.
Ай да ворон, ай да друг, важно угостил.
Есть набраться от чего богатырских сил.
Ни ржаным, ни белым, ни калачами.
Толь стекляшками какими, то ли камнями.
Сколь живу, такого не едал обеда.
Не чурайся, сам его первым и отведай.
И на кой, скажи мне, ляд, баба сдалась?
Завсегда с тобою сыт, потчуешь всласть.

В суму глаз свой вперив, ворон отвечал:
Эдаких сокровищ лет ста не встречал.
Зря Панкрат бранишься, не понять же сразу,
Не стекляшки  это вовсе, - каменья - алмазы.
И цены им, разумею, не сложить.
Ни одну вальяжно можешь эдак жизнь прожить.
С барышом попалися супостаты.
За дела их тёмные, видно, плата.
Ты суму-то завяжи, скачет кто-то.
Гулкий издалече слышишь топот?
Пыль клубится до небес, по всем приметам,
Императора катИт к мосту карета.
Выдь, останови, как подъедет ближе.
Не забудь при этом поклониться ниже.
Да опору порченную страже покажи,
Да злодея прежде накрепко свяжи.
Кляпом его пасть заткни - воет дюже.
По всему судя, другому кляп не нужен...
Не сиди ты сиднем, что за напасть.
Нашёл тоже время в уныние впасть!

Бичевою опутав злодея,
Спотыкаясь, сил не имея,
Выходил ведун на большак,
Подавая вознице знак
Замахал над собою платом.
Не столь важно, что было потом.
Делу вышел счастливый конец.
Переносимся во дворец.

 
        III


Во дворце императора мрачном,
Отобедав яствами смачно.
В окружении карлов, карлиц,
Раз который запамятав, ниц
Пред лицом пасть всемогущим.
С важным до сель не присущим,
Ожидая щедрых наград,
Подбоченясь стоял Панкрат.
Императора воле внимал,
Что глашатый ему изрекал.

"Слушай, маг, высочайший указ:
В благодарность за то, что спас,
Жизнь величества досточтимого,
Драгоценного, неколебимого...
Он велит тебя в чин возводить,
Да к тому же - ещё и женить.

На красавице несказанной,
Королевичами желанной.
Энергической крайне штучке,
Троеюродной его внучке.

Рдеют печи, кипят котлы,
Погреба отворены.
Отгуляем теперь сполна,
Ну да вот, и она сама,
Ловчей будь, не теряйся ты.
Оробел  от такой красоты?!"

С несуразною шеей длинной,
Извивающейся змеиной.
С повыпЯченными глазами,
Ногой дрягая временами.
В тронный зал нарядом сверкая,
Горделиво вошла молодая.

Охватив за бока Панкрата,
Извинилась невиновато.
Поднатужась что было силы,
Звучно воздух усугубила.
Расплылась в улыбке кривой,
Шквал восторгов вызвав собой.
 
Вся бравада сошла с Панкрата.
"Будь неладная сама дата,
Когда я на свет народился."
Одурев, вгорячах, взмолился:
"Чем жениться на крале этой,
Лучше бы по белому свету,
Одинокому проскитаться."
И, объятья разъяв, пробираться
Сквозь толпу пустых ротозеев,
К императору стал скорее.
На колени пал перед ним,
В речь пустился  неудержим.

 
Погоди, государь, дай молвить.
Рано свадьбу, ей-ей, готовить.
Отпусти восвояси  с миром.
Не хочу ни наград, ни пира.
Я к тому же по женской части,
Не способный, хвори во власти.

Нешто в куклы мне с ней играть?
Прикажи ты в зашей прогнать,
Никудышнего за ворота.
В клетке птицею не охота
Коротать свой век до скончанья.
Не награда, а наказанье
Высочайшая воля твоя,
Полотёра, никчёмней я,
При твоём дворе сановитом.
Вздором всяким башка забита.
Больше хлОпот со мной, чем прока.
Ну нужна ли, скажи, морока
Знаться с взбалмошным проходимцем?
Не достоен, поверь, мезинца,
Сей невесты неописАнной.
Удивляюсь я, право, странно,
Отчего на меня выбор пал?
"С-свадьбе быть, так тебе сказал."

Просипел император тресясь.
Наслал хватов краской зайдясь.
С глаз долой выдворил ведуна,
К торжеству подготовить сполна.


Закрутивши усы щипцами,
Обдав приторными духами.
Запихнули Панкрата в платье,
То ли детское, то ли бабье.
Сбрили брови в угоду моде.
И колпак, не по погоде,
Натянули по самые уши,
Этикета чтоб не нарушить.

Копий древками тыча в спину,
Как отарщик свою скотину,
Повели назад шагом спешным.
По подвалам, ходам кромешным.
Бесконечным крутым ступеням.
Не теряя на отдых время.

Лишь нательный заметив крестик,
Что на видном обронен месте,
Бодигарды остановились,
Чья пропажа судить пустились.

В сей же миг, не пойми откуда,
Чёрный ворон, спасенья чудо,
"Бей оконце, Панкрат," - прокаркал.
"Поиспортить нарядец жалко,
Да прикупишь себе другого.
Прыгай же! Всё внизу готово."


Раздробя головой окошко,
Завопив от страху истошно,
Камнем вниз полетел горемыка.
Под водою глаза размыкал.
За плавник ухватил дельфина,
Как наездник, коню на спину
Взгромаздился, пришпорил ногами.
Взмыл тот час же над волнами.

На далёкий остров лесистый,
Опьянелый свободой исто,
Упиваясь морскою синью,
Двинул, резвость смирЯ дельфинью.
И спасеньем  довольный таким,
Он не знал, что случится с ним.

   IV
       
Не успел и ступить на берег,
Как косматые людозвери,
Обступили, ощерив пасти,
Разодрали платье на части,
Увлекли гурьбою галдящей
В леденящую совью чащу.

Водрузили на камень белый,
Пообнюхали его тело.
Меж собой судили-рядили:
"Как с ним быть?" И вот порешили,
Скальп содрать, и изжарив, съесть.
Вот весь сказ, такой, каков есть.

Был бы тут и конец Панкрата,
Да судьба витеевата,
То награды шлёт, то лишения.
То отраду жизни спасения...
Троглодитов повергнув в шок,
На земь пал с высоты мешок.
Разошёлся и, глаз ослепляя,
Покатились алмазы сияя.
Тут зажмурились людозвери.
Сам заминке такой не веря,
Через чащу и бурелом
Панкрат ринулся напролом.
Вскоре шум заслышав прибоя,
Прибежал он на берег моря.
Войдя в воду, поплыл проворно,
Поминув добрым словом ворона.


     V
 
Солнце грезило на закате,
И багряным его лучом
Проплывающий крайне кстати
Был корабль освещён.

Шло по ветру грозное судно,
Паруса вздымались его,
И команда знала подспудно
Где разыскивать и кого.

Поравнялся корабль с Панкратом,
Раскатили матросы рЕли.
Потешаяся, крыли матом,
Улюлюкали и свистели.

И сомненья ведун отринув
Споро поднялсЯ на корму,
Где пришлось лицезреть картину,
Пренеприятную ему.

Кто с крюком в боку, а кто со шпагой,
Кто с дырою сквозной в груди,
Подступали духи ватагой
С предводителем впереди.

И у хлипкого их капитана,
Шевелившегося едва,
На согбенных плечах, как ни странно,
Осклабилась не голова.

Смрад вокруг источая лютый,
Заглаголила тыква вдруг,
Зазывала гостя в каюту:
,,Тебе рады здесь, новый друг!"

Но в каюте с запасом винным
Разговор такой начался,
Что надежда на гостеприимность
У Панкрата иссякла вся.

Капитан условие ставил,
Остальные его поддержали.
Доводя свод безумных правил
По каюте перелетали.

По нему — ни много ни мало,
По утру, не поздней шести,
Лишить жизни себя надлежало,
С тем чтоб новую обрести.

Истолковывали усердно
Неизбежность действа сего,
Чтоб в команде донельзя скверной
Стало больше на одного,

Чтобы миссии ход кровавый
В мере большей могли вершить.
За отказ от саморасправы
Пригрозили его оскопить.

Удостоили снисхожденья,
Заключалось же в том оно,
Что на способ самоумерчвления
Ведуну было право дано.

Камзол дали ему, треуголку,
Чтоб могли его распознать
Пинком вытуренного, вдогонку,
С поднебесья в клятую рать. 

В утлую обрядясь одежду,
Ведун призракам отвечал:
— Проплывать по морям безбрежным
С малолетства я сам мечтал.

Только дайте вы из бочонка
Мне вина зеленА набрать
И за чаркой-другой в сторонке
Первосортную смерть избрать.

— Пей вина, сколь войдёт в утробу, —
Тыкволобого был ответ, —
Но покончил с собою чтобы
Пока не занялсЯ рассвет.

Когда утро в права вступает,
Мы добреем и виновато
В уголках, где тьма оседает,
Дожидаемся все заката.

***

Поразмыслив, остервенело,
Ведун призракам говорит:
— Отравиться время приспело,
К зелью разум благоволит.

Есть ли ядов у вас запасы?
Без мучений, если возможно,
Поражающие не сразу,
Не особенно неотложно.

— Окочуришься вдохновенно! —
Отвечали ему фантомы. —
Как с писаньем поп священным,
С отравительством мы знакомы.

Порошки есть, ведьмины травы,
Ещё нюхательная соль.
Что тебе придётся по нраву,
Тем покончить с собой изволь.

— Признаю познания ваши, —
Им на то отвечал Панкрат, —
И, матросом призрачным ставши,
Изводить людей буду рад.

По характеру маловерному
Предпочту перестраховаться:
Порошка и соли приму,
Утром чтобы не оклематься.

Привидения впали в ярость,
По-змеиному прошипели:
— Яду нужно самую малость.
Все доселе пооколели!

Перебил их тыквоголовый:
Ядом, дескать, не оскудеем,
Перед новым — пусть бестолковым —
Обещания не отменим.

Подносили призраки яды
В озолоченных колпачках.
Их ведун, неприметно взгляду,
Ловко переменил в руках.

В вино высыпал меру соли,
Без раздумий чарку махнул.
Веки смеживая поневоле,
Порошок ноздрёй потянул.

С головой поутру свинцовой,
Разодрал насилу глаза.
Оглядел горизонт пунцовый,
И застила глаза слеза.

— Упоительнее рассвета, —
Обомлевший, пролепетал, —
С появленья на Божий свет я
До утра сего не видал.

Днём покладистых для расспроса
Привидений не стал искать.
Треуголку сдвинув для форса,
Поспешил он к штурвалу стать.

И на берег, объятый дымкой,
Он корабль кое-как направил.
Утра воздух вдыхая зыбкий,
Ободрился, плечи расправил.

 
 ***

С побережья уже до слуха
Долетал колокольный звон.
В трюм спустился ведун, где духи
Трепетали со всех сторон.

Там под вой привидений нудный
Он в борту прорубил дыру.
Прибывала вода, и судно,
Накренившись, пошло ко дну.

Едва шлюпку спустил он нА воду
И на вёсла навалился,
Накатила волна на палубу,
Под водою корабль скрылся.

Ради истины мы заметим:
Было свыше предрешено.
Волю неба вершить при этом
Только избранному дано.




    VI


Когда в берег уткнулась шлюпка,
И на сушу Панкрат ступил,
Огорошенный не на шутку,
Даже челюсть он опустил.

Теремов не видывал краше
В изразцах пречудных дворцов,
Звёзд рубинных на шпилях башен,
Светом вспыхнувших куполов.

Когда оторопь отступила,
Смог ведун наконец понять,
Что погибель всему грозила
И не время рот разевать.

Пожирал огонь городской пасад,
А в избёнке с самого края
ДЕвица причитала, вдыхая чад.
Едва заживо не сгорая,

Крик истошный её заслышав,
В огонь ринулся наш Панкрат
До того как рухнула крыша
За мгновение в аккурат

Её вынес из пекла плена,
Не успел перевести дух,
Получил по башке полёном,
И в глазах белый свет потух.

В каземате сыром очнулся,
Кандалами загрохотал,
Своей участи ужаснулся,
На колени стеная стал.

Помолился Господу исто:
,,В чём вина моя?" - вопрошал,-
,,На дороге жизни тернистой
Окаянств де не совершал!,,

Вдруг в темнице птицы запели,
Возник ангел и молвил так:
,,Экий малый на самом деле-
Ты отъявленный чудак!

Не говел, позабыл дорогу в храм,
Толкам праведным не внимал,
Тебе Бог и наподдал по мозгам,
Чтоб о Боге не забывал.

За провинности спрос взимается,
А собой таков человек,
Что не волен, как не старается,
Обойтись без греха вовек.

Согрешив, то в темнице он сидит,
То  болезным век каратает,
Да и там, где думает, Бог простит,
Он случается - не прощает.

Но на то Создателя воля,
Нельзя коею изменить,
Его стадо - вы и не боле,
К стаду дОлжно кнут применить.

Участь всякому суждена своя:
Небо птице - собаке злость,
А теперь удалиться должен я,
Жди гостиница будет и гость.,,

Улыбнулся ангел и был таков.
Птичий щебет угомонился.
Грюкнул отодвигаемый засов,
На пороге страж появился.

На пол бросил хлеба краюху,
Им подъеденный сала шмат,
Потирая сытое брюхо,
Засвистал мотив невпопад.

Погорелица тут вошла,
Всплеснув руки, запричитала:
,,Тебя - суженный день
ото дня ждала,
И о встрече загодя знала.

Был мне знак, что явишься вскоре,
Да не знала какого дня
По всевластной Господа воле
Меня вызволишь из огня."

Сочли татем тебя служивые,
По одёжке видать судили.
Да не верю в наветы лживые,
Чтобы люди не говорили!

Тебе жизнью своей обязана
И коль я не люба тебе.
Поступлю, знай, как твёрдо сказано -
Приму постриг в монастыре.






****  ****

.. . ..... ;;;


   
Тут же ворон к нему подлетел и спросил.
О товарище видно своём позабыл?
Но обиды за то не держу на тебя,
Коли лучшие стали крысы друзья.
Неспроста хвост крысиный торчит из кармана.
Телом вздрогнул ведун, став жертвой обмана.


    VII

Здравствуй, ворон! На крыс не меняю друзей.
Не забыл кому жизнью обязан своей.
Без тебя на погосте бы не лежал.
Дождь останки бы бренные полоскал.
Ведун птице ответил, острог затворил.
Обстоятельно далее говорил.

Приключилась со мною штука такая,
Что и как поступить не понимаю.
Навестила меня в остроге девица,
П....?  молодица.
Говорит приму постриг в манастыре,
Коль не женишься вскорости ты на мне.

Головы не ломай, отвечал ему ворон,
Нет дурного в решении правильно скором.
Холодов наступление не за горами,
И женись стало быть. И все черти с
рогами.

На печи с той невестой не отоспаться,
С тем, что было намедни пришлось ей расстаться.
Погорела она, её спас из огня,
То ли три, то ли два, тому назад дня.
Отвечал ведун ворону без досады,
Подходя к пепелищу, что было пасадом.
   
   
Здесь стояла изба её..,
Где теперь она, к солнцу, вопрошать не с руки.
Снова солнце заставит что есть мочи бежать.
А на это мне сил где теперича взять?
Чуть живой кавыляю после оков,
Ведун вслух рассуждал без обиняков.

"Помогу без того", - вдруг солнце сказало.
Как без просьбы ни раз тебе помогало.
Помню плыл не сдаваясь как по волнам,
Потому без условий знак и подам.
Тут же солнечный луч на часовню упал,
За опушкою леса у белых скал.

Бью челом за подсказку тебе благодарно,
Совершая поклон наш ведун отвечал.
Бойко плыл я тогда от судьбины коварной,
И усталости вовсе не замечал.

Выбор был небольшой, откровенно признаю:
Ринуть камнем на дно иль отчаяно плыть.
Прости великодушно, сам не понимаю,
Как о помощи мог, во спасенье, забыть.

Мне поклоны не бей, ему молвило солнце,
Для того и пылаю от веку в век,
Чтобы видел заветный свет в оконце,
Каждый жизни достойный человек.

Чтоб впустую себя человек не разменивал,
Своим слабостям вечным не потокал.
Своё гордое имя не обесценивал,
И дорогою верной к цели шагал.

Зашло солнце за тучу, белый день посерел.
До часовни версту Панкрат преодолел.
Там Аглаю увидел, та на камне сидела,
Средь её обступивших зверюшек лесных.
Белок, ежиков, зайцев, оленят молодых...

К ней они подступали, страха вовсе не зная,
Не чураясь друг дружки, не задирая.
Только пара шакалов поодаль сновала,
Озираясь поживы искала-рыскАла.

***

Чудо как хороша ворон наш изумился,
У Панкрата зависнув над головой.
Человеком жалею не народился,
Долго не размышлял бы как быть с такой.

Как кобылу цыган я девИцу увёл бы,
У такого, Панкратий, как ты профана.
Её холил бы, в очи смотрел влюблённо,
Леденцами жаловал из кармана.

Сам я понял при свете белого дня,
Что ... до селе.
Был балваном, того не признать нельзя.
И к тому же последним, на самом деле.

Будто светится вся она изнутри,
Свет манящий магический источая.
К ней робею теперь и подойти,
Разговоры о чём заводить не зная.

Ведун ворону шопотом отвечал,
Собирая букет полевых цветов.
От волненья осоки в него нарвал,
Ещё невесть чего и лопухов.

С тем букетом отнюдь не благообразным,
Поспешил он к Аглае, пугая зверей.
Ей всучил его, что-то бурча безсвязно,
И чем дальше тем с каждым словом глупей.

Восхитилась девИца:"Что за диво такое,
Отчего мне заметить не довелось,
До чего хороши лопухи собою?
И их благоуханье откуда взялось??"

Здесь место имеют метаморфозы.
Воздух пьян ароматом незримой розы,
А дни серые красочны и светлы
От амуровой пущенной в цель стрелы.

"Будь моею женой", - тут Панкрат пробасил!
Сколь живу, а выходит  не любил.
Стонет сердце и в жилах пылает кровь,
Понял я, что есть истинная  любовь!

"Я согласна на всё, - отвечала Аглая,
Жила прежде я будто бы умирая.
А теперь места мало душе моей.
Обними же мой любый поскорей..."

Кто влюблён не бывал, тому знать не дано,
Как меняется мир за мгновенье одно.
Новой жизни встаёт для влюблённых заря,
Понимаешь, что в муках рождён был не зря.
Невозможного нет для влюблённых сердец.
Их оставим одних. Здесь и сказке конец.


   Эпилог

На пригорке высится терем расписной,
Над ним купол неба, радуга дугой.
Шумит лес поодаль, дивный березняк.
На опушке зайцы русак, да беляк.

И грибов да ягод, уйма в том лесу,
Наберу лукошки, домой отнесу.
В терему высоком заждалась меня,
Семья моя крепкая, ладная семья.

      Какой и вам, други мои, желаю!

               
                Е.Н. Ланин