Последний женский батальон
Последний женский батальон,
И первый батальон России.
Марии Бочкарёвой, он,
Лишь подчинялся. Воле, силе.
Подвиг Мария повторит,
Тогда, кавалерист – девицы,
Надежды Дуровой. Затмит.
И есть чему тут подивиться.
Марией Фролковой была,
В век девятнадцатый, родившись.
В губернии с детства жила,
Та, в Новгородской. Очень, нищей.
Крестьянская семья была,
И, многодетная. Влачилась.
От нищеты в Сибирь снялась,
На жизнь хорошую надеясь.
Но лучшей жизни не нашли,
Детей кормить уж стало нечем,
Замуж выдать Машу смогли,
Пятнадцать лет, которой, впрочем.
Муж – Афанасий Бочкарёв,
Двадцать три года уж мужчине.
Он пьянствовал там, будь здоров;
И загрустила тут дивчина.
Этим тогда не удивишь,
Множество нищих таких женщин,
Вели там горестную жизнь,
Тянули лямку людей нищих
Характер проявила тут,
Свой независимый и гордый,
И изберёт особый путь,
Маша тогда. Решит всё твёрдо.
Та, на приличия плюёт,
Пред алтарём, что дала клятву,
Нарушит. «Жениха» найдёт,
Ведь, муж, нарушал клятву эту.
И вот, от мужа та ушла,
Поступок продиктован чувством,
«Любовника себе нашла,
Тогда считалось, то – кощунством.
В первую часть жизни жила,
В одном стремлении, лишь, к счастью,
Любви большой она ждала,
Встречалось редко, что – не часто.
Авантюристкой та была,
Нашла себе ж объектом страсти,
Авантюриста, как сама ж,
Не избежала той напасти.
Пощёчина – её роман:
Общественному мненью - вызов,
Любовником, стал тогда, он:
Яков (Янкель) Бук. И – «сюрпризом»
«Владельцем» мясной лавки был,
На самом деле ж - был бандитом,
Разбоем так же промышлял,
Скупал краденное всё, где-то.
Национальностью – еврей,
Реакция родни – ужасна.
Бандит он, иноверец. Ей:
Жене «беглой» - срам. Стыд – им, ясно.
На всё ей было наплевать,
Что, кругом люди говорили,
Любовь стала повелевать,
Поступками, что та творила.
А вскоре Яшку – «заметут»,
Маруся – как, те, декабристки:
Пешком пошла за ним в Якутск,
По всей Сибири. Путь неблизкий.
Она надеялась на то,
Что там с любимым будет вместе,
Что и на каторге потом,
Будет счастливой с Яшкой, этим.
Этого – не произошло,
Яшка погряз в делах бандитских,
Скупал, толкал вновь барахло,
Грабил на трактах там сибирских.
Был выслан дальше Яшка Бук,
В глухое дальнее селенье,
И Бочкарёва - в тот же «круг»
В эту дыру. Сердца – веленье.
В той глухомани поняла;
Её любовь для Яшки Бука,
Всего лишь ширмою была,
А для неё сплошною, мукой.
От скуки, Яшка начал пить,
И поколачивать Марусю,
Та, не могла уже терпеть,
Любовника такого бросит.
Новую жизнь, строить решив,
Но, без мужчин. Сыта по горло!
Разочарования лишь шли,
С жизнью такой, покончит гордо.
Но, одиночеством таким,
Не удивишь, кого в России,
Маша пошла путём своим,
Пусть необычным. Зато сильным.
Вспомнила раннюю, ту, жизнь,
Как с мужиками разгружала,
Баржи тогда. Дни – хороши!
Десятником там назначали.
Тут – «Мировая» уж война,
Россия в ту, уже вступила.
Патриотизм в стране поднят,
На фронт Мария попросилась.
В Томский резервный батальон,
Та, к командиру обратилась,
Сразу, ту, на смех поднял, он,
Ему в солдаты - не годилась.
Ей предложил идти на фронт,
В качестве медсестры, лишь только.
Но, та - себя, наоборот,
В роли мужской – видит в итоге.
Знакома ли она была,
С той, биографией девицы:
Надежды Дуровой, тогда,
Скорее нет, чем да. Сгодилась б.
Марусе дали тут совет,
Прошение царю отправить,
Иронии, та, не поймёт,
Пойдёт на это – и, взаправду.
Отправит телеграмму, та,
Да – Императору! И страстно.
А Николай Второй тогда,
Судьбу Дуровой, знать обязан.
И повелел тот царь тогда,
Зачислить в армию Марусю.
«Обрили» голову ей там,
И в полк зачислили. «Ну, здрасте!»
Её, стриженную, в полку,
На «ощупь испытать» хотели,
Та ж показала кулаки,
Грузчицы «ручки» испытали.
Ей дали кличку в полку, там,
Сразу, ту окрестили Яшкой
Иль, в честь любовника тогда,
Иль, по созвучию всё ж – с Машкой.
Была ранена в боях, та,
«Георгиевский крест» вручили.
Чин офицера – дадут там,
Солдат в атаку та водила.
Забыли и солдаты все,
Что, средь них - женщина воюет,
Ведь внешностью, Маша совсем,
Выглядеть женщиной не будет.
Грузная та, с грубым лицом,
Тяжёлым лбом, с короткой стрижкой,
И выраженье глаз со злом,
Больше став Яшкой, а не Машкой.
Тут, «Революция». Февраль.
И Бочкарёва загорелась:
Свой батальон создать пора,
Отечество спасать всё рвалась.
«Женщина – первой родила,
На этом свете человека,
И первой, женщина должна,
Пример дать, чтоб спасти свободу!»
Такой девиз у Маши был,
Такие были рассужденья:
Чтоб женский батальон служил,
И был в её, лишь, подчиненье.
Желающих много нашлось,
Примерно, около двух тысяч.
Последовать примеру, здесь,
Военной девицы - Маруси.
Не поняли дамочки тут,
Настроенных, всех, романтично,
К кому в команду попадут:
Как грязно будет и цинично.
Романтика осталась тут,
Лишь на страницах, тех журналов,
Где публикации идут,
О буднях тех, кто воевали.
А Бочкарёва была тут,
Жёстче мужчин. Дамам досталось!
И от неё много сбегут,
Лишь триста человек осталось.
Июнь. Семнадцатый шёл год.
Первая женская команда.
«Команда смерти» шла на фронт,
Вела бойцов Маруся, эта
Геройски воевали те,
Попробуй тут – не по геройствуй!
Напрасны ж жертвы были тех,
У Бочкарёвой, всё - не просто.
Тридцать убитых среди них,
Семьдесят раненых солдаток.
Останется лишь треть всех, их,
Для батальона мало это.
В одном из тех лихих боёв,
Была контужена Маруся,
Отправят в госпиталь её,
Но, твёрдо знала, что вернётся.
На фронт вернулась она вновь,
Там ситуация – всё хуже,
Геройски дрался батальон,
Но, их пример там был не нужен.
«Двести» - осталось лишь в живых,
Но же не смогли тогда девицы,
Спасти армию, себя всех,
От разложения. Фронт - рвётся.
Ту, ситуацию сочтя,
Как безнадёжной - Бочкарёва,
Распустит батальон тогда.
Сама же - в Петроград. В путь новый.
Есть заблуждение о том:
Что, «Зимний дворец» - защищали.
В день «Революции», потом,
На фронте они прибывали.
И уже после «Октября»,
Свой батальон, та, распустила,
За Машу ж началась «борьба»-
«Красные с белыми» рядились.
Все понимали, как - велик,
Авторитет этой, Маруси.
К себе тянул, ту - «большевик»,
Всё ж элемент она крестьянский.
Но тут, в конце концов, уже,
«Белые» победят в том споре.
Друзей найдёт она уже,
По «Первой мировой» в ту пору.
Маруся скоро посетит,
Англию, США – но, с «белой» целью.
Считали, что, та привлечёт,
Деньги, для «белого движенья».
«Женщина – командир», тогда,
С королём Англии, там - рядом,
И с президентом США, уж та,
Не вышло ничего с затеи этой.
И вот время уже придёт,
«Движенье белых» – проиграет.
И Бочкарёва тут поймёт:
Не нужен её опыт, станет.
К бутылке стала прилегать,
Стала трясти тут перед всеми,
Наградами. Всё вспоминать…
Без армии, конец, совсем ей.
Год девятнадцатый застал,
Марию Бочкарёву в Томске.
Красная армия уж там,
Ввела своё недавно войско.
В комендатуру, пришла та,
Оружие, сдав, боевое.
Услуги предложив, тогда,
Свои. Уже на всё готова.
«Подписку» взяли там с неё,
Та – о «невыезде» Маруси.
В двадцатом же году её,
Власти арестовали, вовсе.
Допрашивать стали её:
«Контрреволюцию» - искали.
Та, честно там, ответ даёт,
От простоты, те диву дались.
Сначала мягко отнеслись,
К тем показаниям Маруси.
Честно во всём разобрались,
Тут, не к чему было придраться.
Но, укреплялась власть. Дни шли.
«Глупости» все и «пережитки»,
Честно вести дела – прошли.
В допросах стали уже «прытки».
Приехал из Москвы тогда,
Крупный начальник их, чекистский,
Оторопел он сразу там,
От гуманизма властей Томских.
По его мнению, есть факт,
Что Бочкарёва – «контра». Знает.
С первого взгляда решит так.
«Чекиста нюх, мол, не обманет!».
И полагаясь лишь на то:
«Как доказательством, то, будет»
Он приказал – расстрелять, ту,
Приказ исполнит сам, как будто.
Марии – тридцать лет ещё.
В тысяча девятьсот двадцатом, в мае:
Там власть сведёт тогда с ней счёт:
Марию эту – расстреляли.
------------------------
Мария Бочкарева(Фролкова) 1889 – 1920 год
Свидетельство о публикации №115032206330