Истоки милосердия

                (Родным, пережившим войну 1941-1945 гг).               

Деревня на Смоленщине под Вязьмою ...была
и называлась Чертово, там бабушка ...жила.
Моя родная бабушка, морщинки нет родней
в лице её, растаявшем из памяти моей.
Из века позапрошлого до нынешнего дня
с Христовым милосердием она хранит меня.

Смотрю на фотографию, на ней она вдвоём:
простая и смиренная, в печали о своём,
укрыта тёмным кружевом седая голова,
в семнадцать стала мужнею, здесь - мужняя вдова.А
А рядом - косы тёмные да серые глаза,
к плечу ладонью - девушка, припрятана слеза
во взгляде не по возрасту серьёзном и прямом,
как в чёрно-белом cinema, великом и немом.

Края у фотографии надорваны слегка.
На обороте - тонкая чернильная строка.
Прочесть не получается, повыцвели слова.
Бабуле - царство Божие... А девушка - жива,
Аксинья, моя бабушка, ей мамою была,
и дочь в честь Богородицы Марией назвала.
Но даже с этим именем жить нелегко пришлось,
войны, разрухи, голода изведать довелось.

Война пришла в их мирный дом, всё забрала беда.
Еда - лепёшки травные (кислица, лебеда).
Нечистые - со свастикой прогнали со двора.   
В сенях ютилась бабушка, и с нею - детвора.
Всегда полуголодные, но с тайною мечтой -
прогонят злого ворога, а их вернут домой.
В живых осталось четверо у бабушки детей,
Мария - дочка средняя, став мамою моей,
ни в радости, ни в горести - ни слова о войне,
лишь в День Победы плакала... или казалось мне?
 

Храню "вязёнки" детские, ем бабушкин пирог,
а в памяти - молитвою бабулин говорок:
"Ах, Матушка-заступница, радетельная мать,
нас супостатам проклятым не дай завоевать".

Приснись мне, домик бабушкин, нехитрый, голубой,
где настежь ставни белые с резьбою кружевной.
А в доме - печка тёплая, герани на окне
и запахи духмяные, как память о тебе.
Ухват со сковородкою, для каши чугунок,
да в горнице с иконами для Бога уголок.
Моя родная, верная и Богу, и судьбе
за всё во мне хорошее обязана тебе.

Истоки милосердия до нынешнего дня
из века позапрошлого ведут, хранят меня.