Север

Архангельская область 1971 год … Весна, май в разгаре, в лесу местами еще лежит снег. В школе скоро каникулы,  все их ждут..   Дома только и разговоры  об отпуске  и планах проведения лета. Я закончу первый класс и сомнений нет: меня хилого-прехилого опять отвезут к деду  на Чёрное море в Симеиз. Там моя Любимая  скала Дива, я ей любуюсь подолгу. Ей любуются все, по легенде это окаменевшая девушка, но я не понимаю смысла легенды, мне всё равно. Я представляю как с неё нырял Цыган во время съёмок фильма «Неуловимые мстители». Я так не смогу никогда, уж очень высоко.  Желающих повторить полёт в бездну  много, да только мало кто выживает. Дед говорит : «Каждый год тонут, красота Дивы требует жертв». Я и сам в прошлом году видел, как из моря вытаскивали очередного утопленника. Помню, как лежал он синий на берегу, а вокруг  молча стояла толпа  отдыхающих и почему-то никто не плакал. Родители собрали вещи и мы ушли с пляжа в парк, где я долго кружил на белой металлической  лошадке с номером пять и педалями, вокруг клумб с красивыми красными цветами.
   Дед меня любит, я и знаю - всегда ждёт. Жизнь разбросала, дед живёт на Чёрном море, а бабушка в Москве и мне нравится всё. Проездом пожить недельку у бабушки в Москве, а потом к деду. Всё ничего, только бабушка со странностями: она постоянно шепчет, как будто рассказывает сама себе историю своей жизни. По вечерам я потихонечку сажусь рядом  и долго слушаю, но понимаю только произносимые ею имена её детей, моего отца и трёх моих любимых тётушек. У бабушки на шее шрам, историю его появления я узнаю много позже.  Она резала себе горло косой, когда её с четырьмя детьми оставил дед и уехал с красавицей жить на море. Днём  я пропадаю в конно-спортивной школе «Буревестник». Моя двоюродная сестра, мастер конного спорта, берёт меня с собой. Мне разрешено всё, кроме одного, я должен молчать, что Наталья курит. Если я сболтну, то она не будет брать меня с собой и я молчу. И каждый день блуждаю по огромной конюшне, любуюсь лошадками, помогаю ей, пока родители мотаются по многочисленным магазинам. Но я знаю: скоро Черное море с его шумной волной и горяченными камнями- до воды не дойти. Мы снова с батей поплывём на камни далеко от берега. Я не умею плавать и крепко держусь за его шею. И он всегда мне кричит: «Не души меня, не доплывём», но мне страшно- под нами нет дна и давлю от страха со всей моей силы. На камнях мы  сидим, разговариваем, он отдыхает от усталости, а я - от страха. Отдохнув плывем в обратную сторону,  я пытаюсь скрыть страх, луплю ногами по воде и давлю ему горло… Отдышавшись мы будем ловить крабов под камнями, я буду собирать камни, отшлифованные  и принесённые волной.  А ещё мы с сестрой будем ловить на берегу ящериц, которых я почему-то тоже боюсь…
   Я сижу на лавочке и мечтаю и жду друзей. Сегодня воскресенье, солнышко пригревает, я мечтаю о каникулах, о море, о Москве. Я не люблю Север, если только белые ночи, когда домой не загоняют до двенадцати ночи и всё равно светло так, что спать невозможно.  По воскресеньям мы играем в войну на опушке леса, и в нарушение запрета уходим  глубоко в лес на Белкино озеро, там ходим по качающемуся под ногами болоту, страшно, но всё равно отряд должен пройти и мы идём. След в след человек десять вооружённых до зубов, я таскаю за собой пластиковый, мой любимый,  пулемёт Максим- гордость отряда. К вечеру, выполнив очередное задание, разбив всех врагов в пух и прах, жжём костёр, сушимся, понемногу курим – фронтовики! 
  Сидеть надоедает,  никого нет,  иду знакомиться к бойцам, сегодня смена. С начала весны в посёлке всегда человек шесть солдат, из которых пара сержантов,  остальные рядовые, в этот раз  в наряде три караульные собаки. В тайгу пойдут тремя группами, думаю про себя, к ночи вернутся, хотя бывает по-разному. Всматриваюсь в лица, в этом наряде знакомых нет, просить щелкнуть калашём не буду, спешат. Собаки на этот раз злющие, рвутся, рычат.
Подхожу ближе, здороваюсь :
 - Здрасти, а что это вас так много-то в этот раз понаехало?
Один откликается, не обращая особого внимания :
 - Понаехало? Вот тоже нашёл курорт, по тайге мотаться. А ты что, тоже к бою готовишься, максима расчехлил? А вон и твоя команда собирается, беги брат, как бы тебя Найда не хватила. Чужих не любит.
Сержант командует:
 -Оружие к бою!
Практически синхронно щёлкают шесть рожков с патронами, пристёгнутые к автоматам.
- В колонну по два, становись!
В колонне справа занимают место солдаты с овчарками.
- Шагом марш!
Они уходят по направлению к лесу.  Я возвращаюсь к своему максиму, вокруг лавочки собирается наш отряд. Командование появилось - это Павел и Коля, они обсуждают маршрут, а чего его обсуждать - я знаю, опять по болоту лазить будем на Белкином озере.
- Здорово, ты с нами сегодня идёшь?- спрашивает меня Павел.
- Иду, - отвечаю я,щурясь солнцу, с мыслью, какой же я маленький , какие же они большие -  семиклассники.
- Говорят, тебе попало за курево?
- Было дело. Батя увидел мои опаленные ресницы, ну и воспитывал.
Улыбаюсь.
Пашка смеётся  и спрашивает:
- А курить-то будешь? Я с собой взял.
- Буду. (Ну не могу же я отстать от них.)
- Знать, мало он тебя порол. Ведь не вырастешь, так и останешься ушастым гномом.
Ребята, что уже собрались, смеются. Я обижаюсь, терпеть не могу, когда меня обзывают:
- Сам ты Паша- ушан,- говорю озлобленно.
- Ладно, пошли на Белкино озеро к протоке, туда, где в него в него речка впадает, там сегодня будем воевать. Больше никого не ждём.
Пашка обращается ко мне:
- У тебя кто дома? Тебя искать не будут?
- Нет, мамка в смене на сутках, отец в поездке. Дома Ленка с подружкой уроки учат.
- А ты-то выучил, двоечник? Ведь тебя на второй год оставят. Ты хоть читать-то научился?
- За десять лет научусь, времени вагон.
Все знают, что у меня слабое здоровье. Половину первого класса я проболел, в школу не ходил.
- Нет, ты сегодня курить не будешь. Я не понимаю, как ты кирзачи-то таскаешь.
- Ладно, пошли, больше никого не ждём.
Паша на ходу рассуждает вслух:
- Вэвешники вдоль железки пойдут до кладбища, а там - в разные стороны. Значит, нам в другую,  только на Белкино озеро. Не будем у них под ногами болтаться, пускай ловят своих зеков. Кто-то спрашивает:
- А собак они сразу с поводков спускают?
- Нет. Сначала овчарка должна взять след. А потом, когда они его увидят, если будет убегать, вот тогда спускают. И то собак жалеют, зеки  не с пустыми руками бегут, у кого что,  у кого нож, у кого заточка. Ткнут  - и нет собаки, жалко.
Я не выдерживаю и спрашиваю:
- Паш, а чего они сразу не стреляют по зекам? Увидели, в спину очередь саданули, ну и нет зека.
- Да в том и дело, они их возвращать на зону должны живыми. Там их судят за побег и они снова работают забесплатно. А если всех перестрелять, то кто же будет задаром вкалывать. Зеки нужны, без них - никуда.
Я не унимаюсь:
-Паша, а правда, что зеки с собой берут третьего, для того, чтобы съесть, когда совсем оголодают?  В тайге, кроме ягоды, трескать нечего.
- Правда. Берут в качестве барана, но это, если зона далеко от жилья и железки.
Я не унимаюсь:
- Отец меня пугает, говорит, что в лесу поймают меня голодные зеки  и сожрут, не хочет, чтобы я с вами по лесу таскался с Максимом.
- А ты чего отвечаешь, баран?
- А я ему говорю, что во мне мяса нет, одни кости. У них чего, глаза на жопе? Если сожрут, то Пашку, он самый крупный из нас баран.
- Ты, пулемётчик, заткнись. Разговоры в строю отставить.
Все смеются. Отряд всё дальше уходит от посёлка. Весенний лес необыкновенно красив, солнце ласкает своим северным коротким теплом. Отряд разбредается в разные стороны собирать прошлогоднюю бруснику, движение замедляется.  Пришли к протоке.
Паша командует: «Привал!»
Значит, будут курить. Мне не дают, а я и рад, ещё не сошли с тела следы последнего воспитания, оставленные отцовским ремнём. Ничего, я вырасту и мы померяемся с тобой  силой, я верну тебе свои долги, а пока  я молча переношу воспитание, слёзы, правда, текут, но я сцепляю зубы и терплю.
Бойцы расползаются по лесу, собирают ягоду, я слушаю, как журчит протока. Снег тает, воды много - до краев, а чистая – дно видно.
Паша командует, что будем переправляться на ту сторону- это значит, по колено в воде по болоту, местами по брёвнам. Отряд вытягивается в колонну  и след в след начинает движение. Все молчат. Через полчаса движения по шатающейся под ногами болотной трясине переправляемся и выходим на противоположный берег. Там лощина и молодой ельник. Отряд делится напополам, одни занимают оборону, другие нападают. Старшие будут бороться, а мы будем болеть каждый за своего командира. Мне пары нет, со мной никто не борется, смеются, я к этому привык.
 Подошли к лощине, я выбираю командира Колю, наступающие уходят. Коля нас рассредотачивает на местности, оборудуем с ним пулемётное гнездо.  Моя задача простая: когда начнётся наступление громко трещать и орать во всё горло: «Все убиты!»  У меня  это хорошо получается.
 В лесу раздаётся выстрел, это Павел пальнул из поджигного пистолета. Наступление началось.  Все замерли, надо определить, откуда они появятся.  Я всматриваюсь в лес за лощиной: за молодыми ёлками видно движение. Мелькает мысль: « На меня идут!»
  Но что это?  На меня из-за елок выскакивает и бежит во весь опор здоровенный волк.
Какой же он огромный, а красивый - это вам не немецкие овчарки, это волк.
Я в возбуждении вскакиваю и во всё своё вечно простуженное горло:
- Ребята, волк!
Ко мне бегут все, я слышу их шаги.  Я не останавливаюсь, ору вовсю:
- Ребята, серого спугнули!
С другой стороны лощины появляются атакующие с криками:
- Худой! Гном! Держи его!- это Паша орёт во всё горло.
Волк резко поворачивает, сбавляет ход и перед тем как прыгнуть и навсегда исчезнуть, смотрит на меня. Наши взгляды встретились. Я успел шепнуть: «Прощай, серый!» Он прыгает и теряется в чаще.
У всех на лицах радость.
Паша язвит:
- Ну что же ты Дохлый, не поймал серого? Сдрейфил? Видимо, он не голодный, а то бы тебя проглотил. Ты удобный, тебя жевать-то не надо. Мелок.
- Паш, он умный, как зеки, во мне одни кости, чего меня есть-то. Подавится, – пытаюсь я отбрехаться.
Рукопашные поединки сегодня отложены, все довольны и обсуждают происшедшее. Паша командует:
- Все за ветками, у воды будем жечь костер. Кто промок, будем сушиться.
Разложили костёр, кто промок,  разулись, сушат носки, усевшись на бревно.  Я не сушу, хотя и промок. До дома дотяну, да и сесть некуда… Они галдят, а меня не отпускает волчий взгляд. Не выдерживаю и спрашиваю,
- Паша, а ты видел он у леса остановился? Чего это он?
- Ребра твои считал. Да молодой он, был бы матёрым, не стал бы тобой интересоваться, бежал от  оружейного выстрела. А тут видит, солдат пулемёт бросил, без оружия, вот и осмелел. Да молодой он, но крупный, красавец!
 Отряд обсох и потянулся к дому. На другую сторону перебрались по кем-то сделанному мосту. Два толстых ствола елей были вкопаны берега, я тащился устало позади всех и вспоминал серого, пряча его зачем-то глубоко в память.
 Наш отряд вернулся в поселок. Вечерело. Ещё чуть и солнце начнёт цеплять за крыши домов.  Нос к носу мы сталкиваемся с вернувшимся из тайги  нарядом вэвешников, ушедших утром. Они на том же месте, рядом со зданием милиции, где они  и жили, и огромным сараем, где ночуют собаки.  Опустив головы, в полосатой робе стояли четыре пойманных  беглых заключённых  в окружении трех рвущих горло овчарок и их сдерживающих солдат. Ещё двое направили стволы автоматов на арестантов. Стояли рядом, так, чтобы не было пересечения огня. Автоматы сняты с предохранителей. Весь наш отряд как раз остановился  на линии огня. Мы их рассматривали. Не было только сержанта, но вот и он появился на пороге. Поняв ситуацию, он скомандовал Павлу: « Командир, уведи своих людей подальше. Находиться рядом не положено.» Спустился со ступенек, подошёл  по очереди  к каждому заключённому,  скомандовал: «Руки!» И на руках пойманных по очереди щёлкнули браслеты наручников. После чего скомандовал : « Конвой! Шагом марш!». Полосатые тени в сопровождении ощерившегося оружия и рвущихся собак двинулись  на станцию.
Пашка пробурчал:
- Не добежали. Если бы они встретили серого в лесу, а не ты Худой, сожрали бы в миг…сырым. Смотри, какие голодные…
Коля добавил:
- Роба полосатая, значит, смертники. Им терять нечего, следующей весной снова побегут, если, конечно, не расстреляют. Коле верили все. Его отец - начальник милиции, один на сотни километров. Колька зря говорить не будет.
Отряд расползался по домам.
 Всю ночь мне снились такие же, как я худющие люди, одетые в полосатую одежду, злые собаки и волк с добрыми глазами. На утро я проснулся с высокой температурой. Отец вернулся из поездки. Смотрел на меня недовольным взглядом:
- Ну что, опять по лесу шастали? Курил, поди?
- Да было дело, ходили в поход. Не, пап, я не курил.
- Смотри, волчонок ,запорю, если еще раз в лес соберёшься. Надо бы поддать, да температура у тебя. Лечись, пулемётчик, потом поговорим. Как с тобой разговаривать, если ты не понимаешь русского языка? Да и пороть-то тебя рука не поднимается, так пушинка. - Смотрит на меня и улыбается,- Ну, рассказывай  новости, что ли.
- Пап, волка в лесу спугнули, огромный, красивый, на меня смотрел, а глаза добрые, не то, что у этой злющей суки Найды, спусти с повода ,загрызёт - не поморщится.. Четверых зеков вчера словили вэвешники. Трое повезли, а трое остались с двумя собаками. Значит, не всех поймали.
- Пап, а правда, если форма на них полосатая, значит, их к расстрелу приговорили? Все четверо в полосатом были.
- Волк опасен только зимой, голодный потому что.  А зеков жалко, не от хорошего бегут, я думаю из Котласа, там большая колония.
- Молоко горячее будешь? Горло болит? Гланды тебе что ли ампутировать? До моря-то дотянешь, солдат?
- Дотяну. Лучше молоко горячее, чем операция.
-  Договорились. Тебе молоко, молокосос, а я, пожалуй, пару рюмок водки хлопну, устал я. Мать придёт сейчас, опять расстроится. Не бережёшь ты её и зачем она тебя придурка только родила.  Вон Алёнушка, любимушка, отличница,  а ты в кого такой разгильдяй?
Я удивлённо таращу на него глаза:
- Как же! Она не могла меня не родить, она же Богу пообещала, если  останется жива, то родит сына. Она мне рассказывала. Ну, когда её паровоз зимой сбил и тащил вдоль перрона, а она за решётку держалась и Бога попросила, а Он её услышал и какой-то  прохожий крикнул машинисту, что человек под поездом. Машинист и остановился, а так бы станцию проехали, руки бы устали и получился бы из мамки фарш и не было бы  у тебя ни сына ни жены. Пап, страшно, наверное, было?
- Не то слово, сын, я тогда в рейсе был, приехал, а она в больнице. Вся синяя, в кровоподтёках,  обложенная кусками льда. Как-то выжила и тебя раздолбая родила. У отца на глазах заблестели слёзы.
- Пойду-ка я сначала пару рюмок водки, а потом  всё остальное, а вон  и мать твоя пришла, вот сама родила тебя, пускай сама и лечит.
- Она же с ночи, не выдержит, сразу рухнет спать. Вот родят ребёнка, а лечить- то и некому. Придётся самому греть молоко, с мёдом. Что за родители достались? Одно слово - железнодорожники.  Мамка, привет!

1991 год, г. N в центре России. Май, вовсю цветут яблони. Суд откроется через час, надо забрать решение суда о разводе, а то оно не вступит в силу. Всё замечательно, долгожданная свобода, конец бесчисленным скандалам. Солнце необыкновенное яркое, бреду по улице мимо пустыря и удивляюсь. Когда-то успел приехал передвижной зверинец – зоопарк. Очень удачно, есть где окунуться в детство, я и не помню, когда был последний раз, забыл. Наверное, в Московском стационарном, но давно. Покупаю билет, смотрю на заключённых в клетки обитателей, на душе  постепенно просыпается жалость.
Но что это? Взгляд упирается в удивительно добрые глаза волка.  Читаю табличку, на которой значится: «Север. Волк. Пойман в Архангельской области».  Смотрит на меня, не сводит глаз и я смотрю не отрываясь:
- Ну что надо бы поздороваться с тобой. Ну, здравствуй, Серый.  Сколько лет, сколько зим? Заматерел, здоров, бродяга.
Смотрит, не отцепляя своего взгляда, улыбается.
- Ну вот и свиделись, как же тебя угораздило-то? За решётку попасть?  Не повезло тебе.
Смотрим друг другу в глаза. Он лежит на крыше будки, безмятежно, довольный собой.
-У тебя новая кличка «Север», красивая. А я вот случайно забрёл, в суд за бумагой приехал, оттарабанил своё,  на свободу, значит, вышел, месяц, как освободился.
 Из конуры неожиданно появилась сначала белая собачья морда, а потом и тело низкой белой дворняжки. Север спустился на металлический пол, лег и грациозно поднял голову. Дворняжка с блеском в глазах начала его вылизывать, начала с морды и закончила хвостом. Что только она не делала, Север лежал довольным и был невозмутим, я стоял открывши рот. Такой любви я ещё не видел. Мимо проходила по своим делам работница зверинца, назвать по другому данное заведение нельзя.
-Сударыня,- обратился я к ней. Она подняла голову, на вид ей было лет пятьдесят, мелкого роста..
- А Вы кого демонстрируете народу, волка или дворняжку?
-Ну что вы сударь, аль не видите? Волк перед вами, а рядом с ним бесплатное приложение по кличке «Белка». Значится нашему Северу женой, уж как месяц. Как влезла в клетку, никто не знает, но вот пришлась волку по душе. Стоит за неё горой. Уж как её от него отгоняли и водой из брандспойнта и по всякому. Север её в будке прячет, а сам злой становится и на прутья бросается. Характер совсем испортился, раньше-то добрый был, с рук моих ел. А сейчас я бояться стала, как сверкнёт глазищами, руки опускаются. Руководство дюже недовольно парой, люди смеются, но попробуй с ним поспорь. Да он есть перестал, голодает. Всё ей, потомство ждёт. Вот такая у нас пара, кому грустная, кому смешная.
В это время они не стесняясь лизали друг другу морды. Белая сука дворняжьей породы непрестанно мотала хвостом из стороны в сторону. Я смотрел, не отрывая глаз, на счастливую пару:
- Так ты хочешь сказать, что и в неволе счастлив, а я  на свободе один одинёшенек будучи женатым 8 лет?
-Ладно, счастливчик, оставайся, давай договоримся через год встречаемся на этом же месте.
Само собой вырвалось у меня в сознании, наш молчаливый разговор закончился. Не помня себя я вышел из зверинца, попал в суд, взял решение суда вступившее в силу и вернулся в тяжёлых раздумьях домой.

Через год в мае на пустыре появились всё те же фургончики синего, выгоревшего на солнце, цвета, всё того же  передвижного зоопарка, именуемого народом  зверинец.  Проезжая мимо пустыря я увидел, как выстраивают клетки дабы организовать квадрат, внутри которого из-за решёток на посетителей смотрят измученные глаза животных, ожидающих своего жизненного конца. Меня переполняли разные чувства, я помнил о договорённости с волком, мы должны с ним встретиться непременно. И  в ближайшую субботу встреча состоялась…
   Та же клетка, та же весна, но волка не узнать. Да нет, это он, сомнений нет. Но он отводит глаза и не даёт глазами встретиться.
-Что с тобой, Север, что с тобой сталось?
Встретились глазами, я поражён, он плачет.
Мимо проходит  всё та же работница, всё в том же синем, облезлом, замусоленном халате.
- Здравствуйте, сударь, а я вас помню. Волками интересуетесь.
- Вы ошиблись, я сам с рождения волк, и о них всё знаю. Но этот меня интересует, в этом вы правы. Что произошло, где его спутница, язык не поворачивается назвать её дворняжкой?
- Да уж было дело. Белку отравили вскорости, не дали ей ощениться, кому нужны полукровки. В еду стрихнин подмешали. А что вы удивляетесь, как любовь его померла, так дня не бывает, чтобы он не вспоминал, а вспомнит, лежит да плачет. Да подсдал  Север, постарел как-то быстро, но ещё в силе. Руководству нужно от него потомство, на редкость крупный и красивый. Вот барышню ему поймали, волчицу молодую, а красивая- то какая, а вот поди ж, грызёт он её, и плевал он на её течки. Но она  тоже с характером, наша Найда. Умный он очень, ну зачем ему заключённые дети? Чистокровные волчата всю жизнь проведут в клетке, как они будут его вспоминать? А от Белки-то получились полукровки, полусерые, полубелые, но всё одно не волки, да и разбежались бы на свободу, кому бы они были нужны-то? Вот такая она история получается, жалко, конечно, его, такая судьба выпала волчья. По другому-то и не скажешь.  Вы не уходите, поговорите с ним, он вас ждал. И она также быстро растворилась среди многочисленных клеток, как и появилась.
Я разглядывал молодую, красивую волчицу, отбывающую свой срок в соседней клетке, она не сводила с меня глаз.. На табличке было обозначено «Найда. Волчица. Поймана в Архангельской области.»
- Что ты смотришь на меня? Ты ни в чём не виновата, просто ему  в неволе не нужны волчата.
Север лежал, уткнув морду в лапы, скрывая свои глаза.
- Ну что же, дружище, пришло время прощаться. Понял я тебя, или по твоему или никак.
Тебе виднее, ты и в неволе волк, прощай, Север, больше нам уже не суждено свидеться. Молчаливые слёзы оставили след на моих щеках, я развернулся  и покинул узников зверинца с вопросом, кто же из нас в зверинце: мы, люди, или они, звери?

Эпилог.
 Ровно через год, на пустыре среди шумных кварталов города N вновь появились клетки с осуждёнными  животными, вокруг клеток собирался человеческий рациональный зверинец, но в этот раз я не собирался на встречу с  моим Серым, так как знал о его принятом решении-  прекратить клеточное существование.

Но всё же у сослуживца, посетившего несчастных, я поинтересовался. На что получил ответ: «Клетка с табличкой  «Север. Волк» пуста, зато в соседней живёт волчица, очень красивая, Найда».

22.03.2015