Инопланетянин

Инопланетянин

Обычно я не сильно придираюсь к тому, что привнёс или отобрал у меня возраст. Но к этому я привыкнуть не могу – к беспамятству. Что может быть хуже для какого-нибудь человека, у которого к старости иногда кроме памяти может ничего другого и не остаться? Мне она очень нужна, моя память. Пусть хоть медленная, как арба на горной дороге, пусть хоть из худых ниток соткана, но лишь бы была.
Для чего? Да для жизни. Хотя бы для обычной жизни моих рук над клавиатурой. Много ли мы ожидаем от простых дней? Встать бы с кровати, у кого есть кровать. Найти бы хоть маленький кусочек хлеба к утреннему чаю. Не опоздать бы на работу. Справиться бы, не оплошав на ней. Да монетку не потерять, чтобы хватило на дорогу домой. Вот вроде и всё. Дома притязания к жизни и  того скромней: телевизор, книга, может какие дела по просьбе жены. Если таковая ещё есть к этим дням.
Я не исключение. Всё, наверное, как у всех. За исключением одного – жжётся в сердце моём какая-то беспокоинка, словно уголёк в давно прогоревшем костре. Силюсь определить, где она, эта беспокоинка  воткнута.  Вспоминаю что-то. Вот и причина, почему весь в претензиях к памяти моей – ну не вспомнить никак, почему, где и когда зажглось. Обычно, что-то извне отворяет дверку в чуланчик памяти, что-то вроде совсем не касающееся тебя: фраза в кино, который «глядит» лишь твоя спина, звук бьющегося вдребезги графина на кухне, безмолвное мелькание в поле бокового зрения чужого сына. Сухой щелчок невидимой щеколды, насквозь проскрипшее отваливание от наглухости обыденности створки сокровищницы прочуланенной – памяти.
Весна, однако. Второкурсники на акушерской практике. Важные какие – уже и беременную женщину голенькую видели однажды, полузажмурившись от стыда.
Дежурная акушерка куда-то замылилась с чайной кружкой. Мы одни. В коридоре стульев считано – на парочку девчонок и хватило. Парни стоят, как в курилке, кружком и в полголоса заливают, что-то бравое о своей «крученой» жизни. Скучно с ними. Не встревать же в разговор о перекурах или перепивах – не дал мне Господь ни того, ни другого умения. Да и ухмылистые рассказы о победах над слабым полом мне не по зубам – девственник. Так и стою молчаливым свидетелем. Недолго, правда, стою. «Шило» то ведь в заднице тогда ещё никто не выдернул у меня. Куда заполз в своих любопытствованиях – и не понял сразу. Вроде как в рубку космолёта попал: кувезы какие-то с проводами и огоньками. Движутся механические лёгкие, загоняя воздух под блестящий пластик. Трубки прямые и завитые со всех сторон  тянутся внутрь. Мягкий свет и на расстоянии ощутимо тёплый в своём согревающем диапазоне.
 Знал бы про инопланетян в то время – сказал бы, что это не земная комнатка. Да и в ближнем кувезе лежал на крошечной зелёно-голубой салфетке прямо-таки пришелец. С ладошку, весь в глубоких морщинах, с длинными синими ноготками на крошечных ручках и ножках, открывающий в бесшумном диалоге ротик и… глядящий на меня мутными, но вроде такими понимающими глазами. Мгновение всё это укладывалось в моём мозгу. Всего мгновение. Кто-то бесцеремонно дёрнул меня за рукав. И немного тише обычного голоса спросил: «Пипетку принёс?»
Уже через минуты я вынимал «инопланетянина» из кувезы и, держа невесомое тельце тремя пальцами, пытался завести ему внутрь через крошечную ноздрю трубочку от капельницы, в которую из пипетки выдавливал по капле жидкость, похожую на молоко. Как «инопланетянин» кашлял и уворачивался, как не похоже было его мяукающее скрипение на детский плач…
Через ещё небольшой отрезок времени вся наша группа была приведена в эту же комнатку нашим педагогом и все уже, на моих действиях, изучали «метод» (?!) искуственного вскармливания глубоко недоношенных малышей. Говорилось, что-то о правильной (?!) постановке моих рук, о точной (?!) дозировке смеси, о… Забыли только нам рассказать, что этот несчастный малыш в таких условиях не имел никаких шансов «допариться» до жизнеспособного ребёнка, которого и мамочке бы можно было отдать, не опасаясь за его будущее, и что его уже наверняка объявили умершим в родах. Да никто, наверное, и не ждал его. Так не вовремя мог он появиться только во время процедуры проведения искусственных преждевременных родов. А это, в то время, почти всегда было только при желании мамочек сделаться свободными от греха. Несколько дней практики мы видели нашего морщинистого «старичка» в кувезе. Пару раз даже кормили его через зондик с пипеткой.
Тут и пристал я к своей памяти репьём: «А сколько граммов было в инопланетной жизни?»  Ведь размер запомнился – с мою (почти женскую) ладошку. А вот вес, и куда сам он потом делся – не могу вспомнить, как ни тряси головой. Да и зачем мне это? Но бьётся в груди моей сердце нелепым вопросом – Так, сколько же он весил?
Мои собственные детки давно благополучно выросли. Уже крепыш внук радует своим пятилетием. Но тянется из юности хрипленькое присвистывание-примяукивание детёныша человеческого. Не рвётся связь – я же пытался помочь ему выкарабкаться из той кувезы, я же капал в него жидкостью для жизни…
Словно прошу у Бога ответной капельницы доброты и поддержки: «Помоги, Отче». Но имею ли право? Ведь не доглядел тогда до конца судьбу скрипелочки-малыша. Даже не помню – мальчик или девочка тогда лежала на моей ладошке. Прожил он хоть неделю или быстренько позабыли о нём все?
Дай нам, Боже, хоть пипеточную каплю прощения. По делам нашим.

09.03.2015
Белёнов Андрей
г. Пермь