Нежнее нежного лицо твое...

Фото. Лада - Нью-Йорк.
* начало темы: http://www.stihi.ru/2015/03/18/11305

Рецензия на «Вот вам и Пушкин в теме глубоко личное» (Сан-Торас)
Санто, это бесподобно. Жду продолжения. Хотя уже и так ясно, что это готовая повесть или сценарий. Удивительное пересечение с моими...
С уважением...
Сергей Клино   19.03.2015 03:02 
*

Вижу что Вам интересно:)
Могу рассказать о моем друге больше, хотя трудновато, из-за того, что  много личного, но прошло время  и те моменты не столь горячие для меня теперь.
___В ту пору, когда я учился в Московском медине, моя сокурсница Натали - яркая, сильная и некрасивая, с моей легкой руки познакомилась с моим другом Бояриновым.
От ее амурного-террора он чуть с ума не сошел, ибо она была бомбой.
Такая реактивность амазонки в женском напоре, не в моем вкусе, но Бояринов буквально очумел.
Я называл любовь  Натали групповой.
Не потому, что ее познал весь курс, а потому, что она умела завладеть всеми эрогенными зонами одновременно, я сам ее этому обучил.
Бояринов был психиатром высокого класса, он умел разложить женщину молекулярно.
Из-за него  вешались,  травились, мне казалось, что он кайфовал от списка своих суицидных побед.
Я уже говорил, что внешне он походил на писателя Довлатова, обладал мужской привлекательностью, имел такие же мощные формы, был крепким, уверенным и умным, не знаю почему он самоутверждался за счет женщин, из каких глубин детства в него врезался этот комплекс.
Как-то мы с ним  были приглашены на помолвку одной, теперь весьма известной пары, и я взял с собой Натали.
Жених гордился своей актрисой - какая она красивая, преданная и любящая.
А Бояринов был  завистлив по натуре, он сказал мне: я разведу ее здесь и сейчас!
Он заказал корзину цветов, преподнес ей.
Они крепко выпили на брудершафт.
Но Бояринов не воспользовался правом поцелуя, чмокнул в щеку, как невесту друга и пригласил танцевать.
Она захмелела и сомлела в его лапах, все были изрядно пьяны.
Бояринов привлек ее и гладил под кофтой, правильно как надо.
В итоге он ее расстегнул, вставил, сделал несколько фрикций, извлек себя и  трезво сказал:
– Ну, и так далее… – потом повернулся, заграбастал  Натали, которую привел я,  и спокойно удалился.
Меня эта изощренность буквально разъярила  - я затаился против него.
То, что случилось дальше – отдельная история.
Но фраза «и так далее» стала у врачей ходовОй  и часто крутилась у нас в обиходе.
Следующий раз я встретил Бояринова, когда они расписывались с Натали.
В ЗАГСе было полно наших из медина, Натали в боевом окрасе и бесстыдно белом платье, ухахатывалась над вседержавной теткой, которая в мушкетерской, как у Партоса перевязи, таращилась в их паспорта:
у Натали и Бояринова была целая олимпиада печатей - 5-ть браков, и все его жены, без исключения, по паспорту звались – Натальями.
Натали стала шестой Натальей Бояриновой.
Но случилось так, что, заполучив ее в безлимитное пользование, Бояринов, утолившись охладел, не постепенно, как это обычно бывает, а резко и спустя время, мы встретились почти в той же компании, отмечая их развод.
За этот период я женился и на вечеринке был с женой.
В душе, меня тревожила эта встреча, готов был предупредить ее об осторожности.
Но не сделал этого, не стал говорить о нем, не хотел, чтобы он посеял между нами приватный разговор, не хотел ему такой чести, не хотел сознаться самому себя, что переживаю.
Я ведь понимал - он старше на 17 лет, у него опыт, она совсем девочка - он психолог, она Психея.
Надо ей сказать, предупредить… Нет - Поймет сама. Я чувствовал мучительное унижение из-за этой тревоги, сумбура  мыслей но ничего не сказал ей.
Обычно в обществе не вьюсь вокруг жены, ухаживаю, знаки внимания, но не контролирую ее свободу.
Компания была довольно большой, веселье по поводу развода Натали и Бояринова - бурным.
Он был очарователен, вел себя непринужденно, влез в до блеска начищенных туфлях на стол, объявил себя холостым и выразительно взглянув на мою жену, послал ей флюиды восхищения.
Потом переключил внимание на игру с другой женщиной.
Намеками, языком жеста он постоянно давал ей понять НЕЧТО.
И вдруг моя жена, рассмеявшись озвучила его намеки и замыслы, как будто  вскрыла скальпелем:
– Бояринов, какой ты бесподобно брутальный!
Вот ты увлекся - это должно льстить, вот передумал, Казанова!
Он нахмурился налил себе, выпил, я видел как заходили его желваки. А она продолжала смеяться.
– Как испепеляет!
- Ты еще не достал из запасов, что-нибудь есенинское:

Расскажи мне, скольких ты ласкала,
Сколько рук ты помнишь, сколько губ?...

Бояринов стремительно подошел, взял ее руки в свои:

– Не надо Есенина! – сказал он. Я посвятил эти строки тебе одной.
И медленно, тихо, очень четко произнес:

Белее белого лицо твое,
Нежнее нежного твоя рука,
От мира целого ты далека,
И все в тебе – от неизбежного.
От неизбежного - твоя печаль,
И пальцы рук не остывающих,
И тихий звук неунывающих
Речей, и даль твоих очей.

Он гладил ее руки, не выпуская из своих и ждал, чтоб я подключился, вмешался.
Но я не велся на его установки, не хотел следовать тому, что он запрограммировал.
Но она! Она не отняла рук! - она его слушала…
У меня  похолодело внутри.
О, я знаю эти полуприкрытые веки, губы… она откинула голову
и слушала его хрипловатый баритон, а он гладил и сжимал ее пальцы.
Было полное ощущение, что жена моя поплыла. И во рту у меня сделалось горько,  будто раздавили желчь.
А Бояринов склонился и стал целовать ее колено.
Я сдавил бокал, не заметил, как он треснул, впились осколки, начал растирать их в ладоне, стало легче.
Все смотрели на них, обалдело притихнув. И моя жена из-под этих полуприкрытых век, не меняя позы, так же тихо и медленно как он:
– Когда ты посвятил мне эти стихи, ты думал, что меня зовут Надежда Мандельштам?
Надежду легко перепутать с Любовью.
Как перепутал ты эти строки:

Нежнее нежного лицо твое,
Белее белого твоя рука,
От мира целого ты далека,
И все твое – от неизбежного…

Так же легко, как присвоить себе чужие стихи, чужую жену, обольщать и не думать, как Вы лживы, как непорядочны!
Вы  руки липкие свои  уберите...
Бояринов подскочил как ударенный, а она расхохоталась и подошла ко мне.
– Ты видел, дорогой? Он думает, что кругом его пациенты!
Тут она заметила, что я порезался, кровь не останавливалась.

Дома она промыла и перебинтовывала мне руку - и ни слова о нем!
Но я все же не выдержал:
- А Бояринов…
Она обняла, положила голову на плечо:
– Не хочу слышать имя этого комедианта!
После того случая Бояринов никогда не играл ни с ней, ни при ней.
Но мы продолжали дружить, все же в нем было много человеческого обаяния и он хорошо знал поэзию.

Сан-Торас   19.03.2015 16:29