Остановившись у дымящегося края

Был летний день, листвой шумел Донецк,
Светило солнце, нежно улыбаясь,
Чуть хулиганил ветер-сорванец,
Уложенных вихров слегка касаясь.

Гуляли люди, беззаботности полны,
Улыбками сверкая то и дело,
Шумели в парке шебутные пацаны,
Звеня гитарами задорно-неумело.

Вдвоём, по улице Артёма, не таясь,
Коляску с сыном медленно толкая,
Он и она шли весело смеясь,
В любви и нежности друг к другу утопая.

В тени, росинкой, плакал клёна лист,
Любовь всегда от нежности красива,
Как вдруг послышался холодный, едкий свист
И небо потемнело от разрывов.

Метались люди в дымной полутьме,
Крик раненых глушил собою взрывы,
Внезапно город оказался на войне,
На ту похожей, что сдана давно в архивы.

Со свистом рвутся мины тут и там,
Сквозь дым, осколки смерти вширь бросая,
По стёклам, стенам, по асфальту, по домам,
Всё подчистую на своём пути сметая.

Они схватив коляску побежали,
Стремясь успеть уйти от звуков ада,
Кусочки стали вокруг них жужжали,
Не умолкала смерти канонада.

Вдруг в метре от коляски землю взрыло,
И небо потемнело вдруг над ними,
Он, оглянувшись улыбнулся милой,
Пал на коляску и осколки в спину принял.

И страшный крик её пронзил весь город,
Она стонала обращаясь к небесам,
К нему рванулась сдерживая горе,
Сын жив под ним, и еле дышит Сам.

Поднять его она была не в силах,
Взглянула на раскрытые глаза,
Взяла ребёнка, и в проулок поспешила,
Скатилась по его щеке слеза.

Она рыдала прижимая к себе сына,
Вперёд-вперед не разбирая, где пути,
Туда, где есть спасение от мины,
Шепча чуть слышно: "Коленька, прости.."

Сильные руки подхватили их с ребёнком,
В бомбоубежище втащили в один миг,
Где ополченцы за железною заслонкой,
Собрали тех, кого обстрел застиг.

Она стенала, умоляла и просила,
Ведь он был жив ещё, когда она ушла,
Она звала людей, одной не было силы,
Одна она б его не подняла.

Но все молчали, слушая разрывы,
Сжав плотно губы ей качали головой:
"Скажи спасибо, что вы с сыном живы,
А муж твой, что ж, он у тебя герой..".

Бомбежка кончилась и небо просветлело,
Она прижав дитя к груди пошла,
Туда, где мины смертью просвистели,
И где одна, вслепую, мужа забрала.

Остановившись у дымящегося края,
Большой воронки, где он сына смог спасти,
Сквозь слёзы всё шептала, замирая:
"Ну как же, Коленька, прости меня, прости.."