Песнь о Тарту

     «Тарту дорог как город утрат»
     (народный палиндром).

Я вернусь к тебе, Тарту!.. Старинный эстонский городок, задорно сбегающий с крутой горы к реке, тихо плещущей в своих каменных берегах, – к матери-реке, влекущей свои прозрачные призрачные воды от одного озера к другому… Город полководцев и поэтов, город знаменитого университета, основанного легендарным шведским королем… Город, который я полюбил в юности, и в котором я не был целую жизнь… Тарту, я еще вернусь к тебе!

Мои годы промелькнули, как миг; мои волосы поседели, как снег; мои глаза померкли, как солнечный свет… Нет, – я выплакал их, они выцвели и поблекли от слез, пролитых в разлуке с тобой… Но я еще вернусь к тебе, Тарту!

Слепящий снег твоих улиц – он ослепил меня навсегда. Горький запах дыма, стекающего с твоих черепичных крыш, – он навеки свел меня с ума, и нет для меня лучшего запаха с тех пор. Не трогает меня нежный запах роз и жасмина, не радует головокружительный дух дорогого вина, и тошен мне аромат изысканных духов… Но когда, в пору летнего зноя, доносится ко мне дым далеких торфяных пожаров, я вдыхаю его с жадностью – ведь он напоминает мне тебя… Я еще вернусь к тебе, Тарту!

«Тарту дорог как город утрат»: не я придумал это затейливое изречение, – но тот, кто его сочинил, чувствовал то же, что и я. Откуда ни прочтешь эту присказку, справа налево или слева направо, она будет все такой же неизменной, как и мои мысли о тебе. Как и моя тоска по тебе…

Ты дорог мне, Тарту: ведь все мои утраты – в тебе! Моя наивная утраченная юность – в тебе. Моя растоптанная бездушной жизнью мечта – в тебе. Моя желанная, но так и не обретенная воля – в тебе… О Тарту, город утрат: все мои утраты – в тебе!

Синее небо надежды, черная земля чужбины, белый снег свободы, – три цвета моих упований, – как тоскует по ним моя душа! Три гордых льва с геральдического щита на старой серебряной монете – как часто они приходят в мои сны! Старинные городские ворота с башенками, между которыми скрещены меч и ключ – неужели мне никогда больше не пройти под ними?.. Нет, я еще вернусь к тебе, Тарту!

Горька была моя жизнь вдали от тебя, скорбен был мой путь в стороне от тебя, пресным было мое счастье в разлуке с тобой. Ничто не в силах заменить мне тебя, ничто не может стереть тебя из моей памяти… Твои фотографии сменяют друг друга на моем мониторе, как в душе моей – воспоминания о тебе. Это то, что воистину драгоценно, чего не забыть и в смерти… Я еще вернусь к тебе, Тарту!

В своих мыслях я вновь и вновь брожу по твоим опрятным улицам, с любовью и болью дотрагиваюсь до шершавых стен твоих чужеземных домов, прохожу по мосту, повисшему над рекой, взбираюсь в гору по крутой и узкой, вымощенной камнем улочке, которая уводит меня в прошлое… Уводит в заповедную страну, где все еще ждет меня старая гостиница, словно старая мать, не верящая в то, что ее сын не придет к ней больше никогда… Но я еще вернусь к тебе, Тарту!

Когда я увидел тебя впервые, мне было всего двадцать два. Как влюбленные зачарованно слушают соловьиные трели, так слушала моя истосковавшаяся душа приветливый шепот твоих освещенных осенним солнцем улиц, и мой истерзанный родной речью слух завороженно внимал незнакомым, но чарующим звукам твоего странного языка, подобного лепету ребенка… Как хотелось бы мне вновь услышать эти звуки!

Помнишь ли то давнее утро в сентябре, когда белое молоко тумана залило лощины между купами деревьев, и за окном поезда моей жизни впервые промелькнули твои черепичные крыши?.. В то утро все только начиналось, и все, что утрачено ныне, было еще впереди… А помнишь ли ты другое, незабвенное утро? Был темный и дождливый осенний рассвет, и поезд уже унесся, стуча колесами, в утренний сумрак, когда я вышел из твоего старого вокзала на площадь… Вокруг меня была сбывшаяся мечта, и я стоял и смотрел перед собой, в темный прогал улицы, чувствуя капли дождя на лице, – а в памяти моей все звучал и звучал, словно заевшая пластинка, голос: «По этой дороге, мастер, по этой!..» Почему не поверил я голосу судьбы, почему не пошел по той дороге, которую он мне указывал? Почему остался на прежней, которую так ненавидела моя душа?..

А помнишь ли тот горестный день, и холодную скамью в сквере за твоей ратушей, когда я прощался с тобой, не зная еще, что это – навсегда? Помнишь скорбный бой часов и невыносимый миг разлуки?.. А помнишь ли ты мое печальное возвращение в привычную мучительную явь, в каждодневную боль, в бессмысленное терзание ежеминутной пытки отчизной? Помнишь ли ты, как сырой ветер волочил по грязному московскому перрону обрывки мертвых газет, и вокруг были такие знакомые лица, такие родные голоса, что хотелось только одного – лечь под поезд, который привез меня сюда?..

Моя бездушная судьба – это она не отпустила меня к тебе, как злая и нелюбимая жена не пускает мужа к ждущему его новому счастью. Мой проклятый поэтический дар – это он не отпустил меня к тебе, как тюремщик – своего узника, потому что еще не окончился пожизненный срок, еще не полностью отбыто наказание. Мое страшное отечество – это оно не хотело, чтобы я бродил по твоим полям и лесам, приезжал на игрушечных автобусах в игрушечные города, всей грудью вдыхал сырой соленый простор чужого моря, слушал сердцем тревожные гудки и веселый детский перестук железной дороги, отдыхал душой среди твоих добрых, улыбчивых горожан, день-деньской кружил по мощеным улочкам и золотым аллеям возлюбленной чужбины… Но я еще вернусь к тебе, Тарту!

Ты – моя первая любовь, хотя и не столь превратная и зыбкая, как любовь к женщине, и не столь слепая и неразделенная, как любовь к отчизне; ты – первая привязанность моей юной неопытной души. Ты был первым городом чужбины, который я увидел в юности, когда впервые глотнул пьянящего воздуха воли, вдали от мертвящего дыхания отечества. После тебя были и другие города, они были и больше тебя, и прекраснее тебя, – но ты был первым.

Любовь к тебе поддерживала меня на родине в тяжелые минуты моей жизни, посылала мне надежду, вселяла веру в душу. Порой, изнемогая под тяжестью своей горькой судьбы, я забывал ее, эту первую любовь, – и долгие годы проходили в безнадежности, лишенные радости, лишенные света… Я забывал ее – но она не забывала меня и всегда жила в моей душе, всплывая дорогими воспоминаниями, навещая смутными снами, тревожа безотчетной тоской…

И она не была неразделенной, эта любовь, – ведь ты тоже любил меня, Тарту! Я чувствовал это в те дни, когда еще въяве бродил по твоим улочкам, спускался с горы к твоей ратуше, чтобы услышать сказочный бой старинных часов… Ты согревал меня теплым сентябрьским солнцем, ты осыпал меня багряным осенним листопадом, ты обвевал меня горьким дымом разлуки, ты плакал обо мне моросящим дождем, ты укрывал меня мягким и теплым прибалтийским снегом… Ты тоже любил меня, Тарту!

Мои силы оскудевают, мои глаза не видят, мои воспоминания изменяют мне. Прожитые годы давят мне на плечи, словно хотят навеки вдавить меня в землю, – в бездушную землю злой и нелюбимой родины, словно хотят напомнить мне о том, куда мне пора уже стремиться, и о чем пришло уже время подумать… И все-таки я вернусь к тебе, Тарту!

Твой влажный ветер свободы – однажды он обвеет и мое разгоряченное лицо, осушит и мои скупые слезы, растреплет и мои убеленные временем волосы, успокоит и мое измученное жизнью сердце… Я еще вернусь к тебе, Тарту!

Твои мощеные камнем улицы, словно тихие реки, вливающиеся в неподвижное озеро ратушной площади, – я еще поброжу по их ласково шуршащим руслам, я еще выйду на их асфальтовые берега, чтобы обсушить свои изношенные в бедствиях старые башмаки, – в бедствиях, которые поразили меня в разлуке с тобой, мой не обретенный и навсегда утраченный дом… Я вернусь к тебе, Тарту!

А если мачеха-судьба, преисподняя дева Атропос с пустыми глазами, безжалостная, как все девы, грубо оборвет истонченную нить моей жизни, и я умру, так и не увидев тебя, – я вернусь к тебе после смерти, чтобы остаться с тобой навеки. Я приду к тебе, как приходят к истине; я приду к тебе, как приходят к любви; я приду к тебе, как приходят к Богу. Я вернусь к тебе, Тарту!..

<17.11.2009>