Кабачковый рассол

             
Кабачковый рассол помогает не очень.
Мой огонь меня кружит и вытоптать хочет
мир вокруг. Как  печет! Дотянуться до ночи
и закончиться, в сумерках выпрямив почерк.
А пока бодунище себя не источит,
раскаленным штырем выковыривать строчки
и ползти как к  колодцу, к сияющей точке,
то и дело виском натыкаясь на прочерк—
Я живу, словно рудиментарное ложе
Синей Птицы—она на меня не похожа,
но бывает, вплывает сквозь вены иль кожу,
я при ней заплутавший в туманностях ежик.
 Ну зачем ей такой я?—понять невозможно,
Уколоться мной, разве что, можется, Боже!
Но она окунает в свое  цветоложе
и становятся иглы лучами, порожний
я свечусь ей и мной она светится тоже.
Как, однако, при этом нам встретиться сложно
в этом мире случайном! Но всё-таки всё же…
Ну а если не пробовать и не случится.
Вдруг сплетаюсь в гнезде с траекторией птицы
и слепых кукушат выношу на страницу.
Все потеряно, но еще может присниться
и промывшись-просеявшись, выглянуть чистым,
сквозь огонь протянувшись, наполниться смыслом
и шутя танцевать над скорлупами чисел,
охранявших ее, над стремительной крысой
смерти, юно в себе ее писка
не слыхать, а услышав со временем слиться,
чтобы снова на новой странице открыться,
налетавшись, написанному удивиться.