Корни. Андревна. Глава 7

 
Опустел барский дом. Жизнь покинула его стены. Неприглядное сиротство… Семейная пара учителей последними оставляла его, предварительно спросив у Варвары разрешение взять что-то из оставленного имущества в погашение причитающейся им заработной платы за три последние месяца, пока болел их наниматель, то есть управляющий. Варвара не стала даже зацикливаться на том, что, собственно говоря, они уже более полугода вообще не исполняли то, ради чего были приглашены, так как школы как таковой не было, она не функционировала, однако, они продолжали и жить там и питаться за счёт того же самого управляющего… дала им своё разрешение: берите всё, кроме личных вещей и украшений матери… Сама Варвара с Тихоном предварительно съездили туда… Прошлись по комнатам… Собрали всё, что имело памятную ценность для неё о матери, об отце… собственные тетради со стихами… Любимую куклу…  ткани… кое-что из посуды… так, по мелочам… Дом Тихона не смог бы вместить что-то более крупное… А переезжать сюда она категорически не могла… Слишком многое было связано с этим домом, с этими стенами… Не могла и всё… Единственно что бы она действительно желала взять, так это портрет маменьки, что висел во флигеле, но не было в их доме такой стены, на которую можно было бы его водрузить… Долго стояла перед стеллажами с книгами… Сколько упоительных часов прошли в её детстве наедине с ними… но сейчас никакого движения в душе… Удивляясь самой себе, нехотя признала то, что за эти годы потеряла к ним интерес, научилась жить без чужой мудрости, рассчитывая только на себя… Но всё-таки бросила в узел несколько книжек для Танечки: сказки, приключения, решительно закрыв за спиною дверь кабинета… «Тихон! – обратилась к молчавшему всё это время мужу – Давай возьмём несколько ковров!» «Зачем? - откликнулся тот – У нас же земляной пол…» «Вместо попон постелим на печку, ещё куда…» «Смотри сама… можно…» Вот и всё… Она больше не принадлежала той жизни, стала тут чужой и больше – неуместной, с сегодняшним её мировоззрением и взглядом на окружающую действительность…

А потом, под самый новый год, флигель в одночасье сгорел… полыхало так, что и не подойти… Бродяг много бродило по деревням-то… Бабы шептались, будто подожгли… А кто? Зачем? Так и осталось невыясненным… Да и кто выяснял-то? У кого?

Скот разобрали по дворам, запасы растащили… кто, что успел… И захирели Лучики, Лучки… Притихли… Каждый жил сам по себе, научившись запирать дом на замок… Но Головкины, наоборот, только теснее сплотились между собой. Жили, как говорится, «в одном кулаке», друг за друга горой стояли… Без напоминаний и каких-то особых приглашений кидались и на помощь, и на выручку, не выясняя прав ли был их сородич в той или иной ситуации, оставляя все разборки на потом, когда останутся вне чужих взглядов, вне их ушей и языков… в результате чего каждый член многочисленной, практически, семьи чувствовал себя вполне защищено, насколько это было возможно, конечно…

Как-то незаметно один за другим умерли родители Тихона… И они остались в доме сначала втроём, а потом вернулась к ним тётенька Лиза, уставшая от брехучего характера Ольги… Ей было уже далеко за восемьдесят лет, но несмотря на более, чем почтенный возраст, она сохраняла и здравомыслие и завидную бодрость… Не требовала какого-то дополнительного к себе внимания, а, наоборот, помогала Варе хотя бы тем, что присматривала за Танечкой…

  Отношения между братьями, Тихоном и Семёном, оставались безупречно ровными, не отягощёнными никакого рода недомолвками или недовольством по какому бы то ни было поводу. Ольга… Она никогда, кроме похорон разумеется, на которых присутствовала как гостья, больше не переступала порога того дома, в котором прожила довольно-таки продолжительное время, родила сыновей… Несмотря на кажущуюся лёгкость характера, Ольга так и не приняла Варвару как родственницу, свояченицу, не сумела и не захотела подружиться  с нею, что, впрочем, никак не затрагивало ни самолюбия, ни вообще никаких других чувств Вари вообще! Для последней, её самой не существовало на этой планете рядом с нею! Хуже было другое... Ольга изо всех своих вздорных сил постаралась сделать так, чтобы их дети окончательно не стали между собою родными людьми… Да, они знали друг о друге, здоровались при встречах, но и только… И вот по этому поводу (случалось и не раз) Варвара могла даже и всплакнуть… Она сама росла почти единственным ребёнком, поскольку брат был старше на много и рано ушёл из семьи. Очень завидовала многодетным семьям, готова была рожать, но не судьба… Поэтому ей бы очень хотелось, чтобы её девочку окружали пусть двоюродные, но всё-таки братья и сестра…

Все в округе поражались силе характера Варвары (физические свои возможности она как-то старалась не оказывать ни перед кем, даже Тихоном, понимая и зная, что  была много сильнее своего мужа, любого среднего мужика), которая ни взглядом, ни жестом, ни уж, тем более, словом, не показала никому, как ей бывает и горько, и тяжело…  Гордо ходила по деревне, высоко подняв голову и выпрямив спину. Старики прислушивались к её мнению! В свои тридцать пять лет она была мудрее многих шестидесятилетних и те за нею это признавали! Андревной стали называть и в глаза, и за глаза… Андревна, так Андревна… Она и не спорила, и не возражала… Как должное приняла и согласилась…

1926 год для семьи Тихона сразу же начался с неприятностей. Дело в том, что в Малых Лучках было организовано, что-то вроде колхоза. Весь скот (ну, почти весь…), что был до того разобран по личным дворам, снова собрали на одной ферме, причём, без каких-то эксцессов, мужики даже не особо и возмущались, помня о том, что это было не ихним. Землю тоже снова объединили теперь уже в колхозные поля, оставив крестьянам приусадебные участки, маленькие огородики, в прежних масштабах. Председателя привезли откуда-то издалека. Он поселился в барском доме, там же было и правление…  То есть, Малые Лучки отныне жили по-новому, а Средние и Дальние как-то сами по себе, что  почему-то настроило прежде дружных между собой людей на враждебный даже лад, что больше всего удивляло Варвару, которая всегда считала, что уж в Малых-то Лучках к ней относятся все по-доброму… Однако, оказывается, кому-то до сих пор не давало покоя то, что она - дочь бывшего управляющего, а он не только зять, но ещё и унтер-офицер, пусть и бывший…

Вот именно по такому обвинению Тихон был вызван вместе с женой к приехавшему сюда, после получения доноса, представителю чрезвычайной комиссии для дачи объяснений, который ждал их в правлении колхоза. Оставив Таню с тётенькой Лизой, они оба поехали туда на тестевой пролётке, заведомо понимая, что возвращаться придётся (если придётся) пешком… В кабинет вошли вдвоём, но её вежливо попросили выйти и подождать мужа в коридоре… Когда сил ждать не осталось совсем и она была уже готова к тому, что если ей сейчас же не откроют, сорвать эту проклятую дверь с петель к чёртовой матери, она. словно услыхав и испугавшись, внезапно распахнулась сама и Тихон вышел к жене…

«Что?» - едва выдохнула Варя. «Дома! Все разговоры и объяснения дома! Пошли!» «А бричка?» «Бричку у нас экспроприировали вместе с конём… Она нам по статусу не положена!» - и выразительно покачал головой, давая понять, чтобы больше не задавала никаких вопросов. «А меня, разве, не будут выслушивать?» «Нет! Я всё рассказал за тебя сам…» «Что ты рассказал?» «А то, как тиран-отец насильно тебя отдал замуж за крестьянина, то есть за меня…» «Что?!» «Молчи, я сказал! Дома…» - резко оборвав возмущённую жену, Тихон схватил её за руку и прямо-таки вытащил на улицу…

Медленно-медленно, крепко взявшись за руки, шли они в тот день домой… «Тихон! Не молчи! Не молчи, слышишь?» Но он продолжал молчать… «Тиш! Всё так плохо, что ты боишься мне сказать, да?  Но ты же знаешь, что я сильная… Единственно чего я не перенесу, так это разлуки с тобою…» - дёрнула она мужа за рукав, почти развернув его к себе лицом… «Варь… Я даже не знаю что тебе сказать… Почему? А потому, что сам ни в чём не уверен… Я не знаю, что будет с нами завтра… Но то, что придётся отвести туда, в колхоз, корову знаю наверняка…» «Корову? Какую корову?» - непонимающе потрясла головой Варя. «Ну, одну из двух… На твой выбор… Одну разрешили оставить…» «О чём тебя спрашивали?» «Ну, где служил? Когда был ранен? Куда? Когда ушёл в отставку? Почему?  Чем занимался потом? Отлучался ли на длительное время из Лучек? Каким было твоё приданное? Как ты относишься к соседям? Чем занимаешь по дому? Работаешь ли со всеми наравне?» «Ой, не могу… вспомнили про приданное… Да каким бы оно не было, за столько-то лет любое бы уже истратилось…» «Сколько и что взяли из барского имущества? - продолжал перечислять Тихон - Сказал, что лошадь с бричкой и корову… Приказали вернуть… Не воевали ли я против «красных»? Ну, всё вот в таком же роде… Сказали, что всё перепроверят…  А, вообще, знаешь, представитель этот, мне показался мужиком далеко не глупым, не таким уж оголтелым, что ли... Думал, заберут… Отпустили…» «А меня-то зачем вызывали?» «Не знаю… не понял…» «А! И Бог с ними со всеми! Кто же это всё написал-то? Выучили грамоте на свою голову… - горько усмехнулась Варвара – Отведём завтра Зорьку, она старая, не так жалко…»

Следующая за этим неделя была несколько тревожней, чем обычно… Но, поскольку, ничего так и не произошло, жизнь покатилась привычным ходом и руслом…

Весною 1927 года Варвара вновь ждала ребёнка впервые за почти пять лет после рождения Танюшки… Вновь переживала и боялась надеяться уже потому, что тридцать девять лет совсем не тот возраст, когда можно с безмятежностью просто радоваться, с нетерпением ожидая не сомневаясь в положительном разрешении долгожданной ситуации, которая теперь была даже более тревожной, нежели радостной… Но слава Богу за всё! Спустя неделю от Покрова Варенька родила своего последнего ребёнка, сына, прекрасного здоровенького мальчика, которого тайком окрестили, конечно же, Михаилом в честь Архангела Михаила, предводителя Небесного воинства, память которого чтили в самый ближайший от рождения ребёнка день!

С самого первого взгляда на своего "поскрёбыша", с первого прикосновения к его тёплому крохотному тельцу, её сердце было отдано ему навечно и безраздельно! Почему так случилось, она не смогла бы ответить и никому, и никогда… Всё и все отошли отныне на второй или далее план. Сама жизнь обязана была крутиться лишь вокруг того, что было хорошо и на пользу сыну… Одно то, что кормила его грудью до пяти лет, конечно же, говорит о многом...

Таня сразу же стала «большой», несмотря на свои неполные пять лет… «Таня! Прекрати капризничать – ты уже большая, стыдно!» «Фу, как не красиво плакать такой большой девочке!» «Уступай Мише, он маленький, а ты уже взрослая!» А ей так же хотелось и внимания, и просто прижаться к мамкиному животу, и чтобы по головке погладили, и пожалели, когда грустно, и даже просто так, ни с чего… Редко… очень редко… Гораздо чаще утешал и успокаивал отец или бабушка Лиза… Не то, чтобы Варвара перестала любить свою дочь… Совсем нет! Но как-то… потом… после Мишаньки, на полном серьёзе считая, что девочка просто излишне набалована, капризна и чрезмерно требовательна…

Жизнь как-то устоялась, определилась окончательно, что ли… Постепенно и оставшиеся две деревни, некогда входившие в имение, стали отделениями того же самого колхоза, что изначально был основан на базе Малых Лучек. Тихону, как, в общем-то, единственному, не считая Варвары, грамотному человеку предложили должность кладовщика-учётчика… Долго отказываться не стали… После некоторых раздумий он принял предложение и вскоре уже выполнял почти ту же самую работу, что делал и при тесте… Занимал ту же самую конторку, сидел за тем же столом… Ему даже вернули собственную бричку и Карьку, правда, в служебное пользование, неожиданно справедливо рассудив, что ежедневно проделывать путь в семь километров туда и столько же обратно не совсем лёгкое дело для пятидесятилетнего мужчины, каким он, собственно говоря, уже и был…

Так продолжалось до начала Великой Отечественной войны, второй войны в судьбе и Тихона И Варвары… За эти четырнадцать лет со дня рождения Михаила, много чего было в жизни и семьи, и колхоза, и страны… Три года подряд, начиная с 1933 по 1936, в колхозе были страшные неурожаи… Начинался самый настоящий голод… Люди пекли хлеб пополам с лебедой… Лебеду и сныть квасили вместо капусты и варили щи… Трудные времена…

В 1935 году к кому-то из родовы приехал из самой Москвы то ли родственник, то ли знакомый… И уж так ему понравилась Танюшка, что и не передать словами… И вот пришёл как-то к Тихону с Варварой в дом да и стал просить отпустить с ним девочку в Москву, в его семью вместо дочки… «Как это возможно?!  - удивилась мать –  Не могу, даже и не просите! Слыханное ли дело?!» «Но, почему? Я же не совсем её забираю, не заставляю от вас отказываться! И потом, она уже достаточно взрослая, чтобы вас забыть! Она будет знать и помнить, что именно вы её родители! Просто Наташа, моя жена, не может больше иметь детей, а мы так мечтали о девочке… У нас растёт сын, ему сейчас пять лет, вот и будут расти вместе! Как родную будем её любить! Но если ей что–то вдруг не понравится, тут же вернём обратно! Вот в этом даже не сомневайтесь! Сами подумайте какая это для ней возможность и в плане образования и вообще… Да и вам самим теперь же станет легче, всё-таки минус один рот… Я вас не тороплю, подумайте… Я ещё пробуду здесь три дня… Через два дня приду за ответом…»

Думали-думали и решились отпустить уже потому, что сама девочка была решительно настроена ехать… Конечно, её настроение можно было бы и не брать во внимание, но всё-таки отпустили, наказав вести себя должным образом, слушаться и не забывать, кто она есть… Чаще писать домой… Помнить о том, что от неё тут никто не отказывался, что её тут любят и, если что-то пойдёт не так, как обещают, сразу же сообщить, чтобы они могли немедленно вернуть её домой!
В 1938 году в возрасте за сто лет умерла во сне, тихо, как жила, никого не обеспокоив, тётенька Лиза…

1941 год начался, как обычно… Ничто не предвещало такого трагичного его развития и продолжения… Михаил блестяще, без единой "четвёрочки", закончил семилетку и мечтал уехать в город, чтобы продолжить своё образование: выучиться на механика! Но 22 июня началась война, которая быстро докатилась и до Лучек…

Тихон с первых же дней отправился в военкомат, несмотря на свой почтенный возраст (62года). Там, конечно, ему предложили вернуться домой, но он настаивал на своём… И тогда, махнув рукой, военком разрешил ему послужить в обозе – подвозить снаряды на линию фронта, чем он и занимался… Бывал и под бомбёжками, и голодал, и холодал… И так не особенно крепкий здоровьем, он ослаб окончательно… И врачи госпиталя, после обследования, отправили его домой с весьма неутешительным диагнозом: рак желудка, который он и прочитав, понять не мог… Какой такой рак? Причём тут рак?  Ещё б карась написали...Желудок болит и всё… А как ему не болеть-то при таком питании… Вернувшись домой, посмеялся над «глупостью» докторов и стал жить в семье, как получалось в такое страшное время… Немцев здесь в деревне никто не видел… Они прошли как-то стороною, хотя вражеские самолёты с чёрными крестами на крыльях частенько заслоняли собою солнце... Молодёжь призывного возраста давно уже была где-то на фронтах… В деревне в основном бабы, старики и дети… но это, как и везде в то время-то… Варвара сумела сохранить корову, правда, молока-то пить самой не приходилось: делила по кружке детям по родове, у кого не было такой возможности, ну, и мужу… Насильно заставляла, объясняя, что больной желудок сровнял его с малыми ребятами… Зима прошла кое-как в надежде на выздоровление, но весною Тихон почувствовал себя совсем плохо… Он всё больше и больше слабел… К середине лета совсем не слезал с печки…

Однажды вечером Михаил был с ним один дома: мать возилась в хлеву с коровой… И вдруг отец, как в лучшие свои годы, неожиданно легко спрыгнул к со своей лежанки и подсел к столу: «Миш! – обратился он, чуть отдышавшись, к сыну – А давай-ка мы с тобой покурим, пока матери-то нет!» Дело в том, что Михаил давно уже баловался этим делом, стараясь, чтобы дома никто не догадывался, как все дети наивно полагая, что взрослые вокруг них и слепые и глупые, что их так легко провести… «Что? – подскочил от испуга тот – С чего ты взял, что я курю-то?» «Да, ладно тебе! – улыбнулся в ответ отец – Мы с матерью давно уже про это знаем… Плохая привычка... Но… Давай, сворачивай и себе и мне по самокруточке...Есть табачок-то? А то, вон, моего возьми...» Смущаясь, сын привычно ловко скрутил из кусочков газеты «козью ножку», набив из припрятанных запасов самосадом, и протянул отцу… Задымили… Сделав несколько затяжек, Михаил  взглянул на отца и вдруг испуганно закричал: «Бать! Ты что?» Но тот уже ничего не слышал… Недокуренная самокрутка, выскользнув из неживых рук, упала на пол… Подхватив отца, сын растерянно стоял посреди дома, не зная от испуга что делать дальше… На его крик прибежала мать… «Тиша! Тиша, что с тобой?» Но отвечать ей было уже некому. Уложив тело отца на сдвинутые лавки, Михаил опрометью выскочил из дома и, перебежав дорогу, оглянулся назад… В этот самый момент огромная тень человека, мужчины, вдруг появилась над крышей и, чуть постояв, зашагала прочь в сторону леса… От ужаса или ещё чего, перепуганный на смерть подросток, побежал прочь, не разбирая дороги…  Где он пропадал больше недели, чем питался всё это время даже уже в глубокой старости он не смог найти ответ… Также, как и не смог простить себя за то, что не проводил отца в последний путь... Очнулся в стогу...

Когда вернулся домой, мать была одна…  «Миш!» - только смогла и произнести, залившись слезами… Крепко обняв мать, он раздумывал не долго: «Собери мне что-нибудь в дорогу, я ухожу!» «Куда?» - испуганно выдохнула она. «В город! Не могу я тут!» И ушёл… ушёл исполнять свою мечту: учиться на механика, оставив её совсем одну…