Полонская Маяковскому
Их расталкивал солнечный луч.
Вы, крича и ругаясь заученно,
Запираете двери на ключ.
«Не ходили б в театр вы, Нора!
Уходите оттуда, прошу!»
Вы задёрнули плотные шторы,
Изолируя уличный шум.
Вокруг нас словно сгрудились стены,
От эмоций ваш голос дрожал.
Я стояла в проёме смиренно,
Принимая слова, как кинжал:
— Вы проводите?
— Нет.
— Почему же?
— Нора, я позвоню, но потом.
Деньги есть на такси?
— Мне не нужно…-
Я поправила ворот пальто.
Втиснув в руку две мятых купюры,
Вы захлопнули дверь предо мной.
Ах, какая же я была дура,
Не осталась... Простите, родной.
Я успела дойти до парадной,
Дверь толкнула, услышала взрыв.
Сердце стукнуло разик нескладно,
Поток воздуха вмиг перекрыв.
Заметалась, боялась вернуться,
Но вошла в вашу комнату вновь.
Было дымно, пришлось отвернуться,
И узреть на груди вашей кровь.
Через шторы в окно пробивался
Пыльный, тусклый за тучами, свет.
Ледяным, словно снег, оставался
В вашей слабой руке пистолет.
Вы пытались подняться, но тщетно,
Потом начали страшно бледнеть,
Мой любимый, вы слыли бессмертным,
И теперь так бесславно сгореть?
Скорой помощи вы не дождались…
Мне на лестнице кто-то сказал:
«Он скончался. Прости, опоздали».
Холод душу верёвкой связал.
Вы великих стихов подопечный,
И, не глядя на тысячи лет,
Ваш автограф застынет навечно:
«Я, быть может, последний поэт».
Свидетельство о публикации №115031510400