Мсти, сынок...

Перед боем их собрал комиссар,
Кашлянул и нервно тронул висок,
И чуть хрипло, будто был очень стар,
Зачитал им из письма пару строк:

“…Наконец-то я тебя отыскал.
Я пишу тебе, а слёзы текут.
Мне сказали - ты без вести пропал
В сорок первом, да за речкою Прут.

А село наше фашисты сожгли,
И осталось всего несколько хат.
Только печи кое-где из земли
Обгоревшими “крестами” торчат.

Виноват я пред тобою сынок,
Но не в силах я был горю помочь.
Уберечь твоей жены я не смог -
Расстреляли её в страшную ночь.

Я там не был - партизанил не в срок.
Ты меня-то, старика, уж прости.
Я пишу тебе, а в горле комок.
Мсти, сынок, им, этим иродам, мсти”...

Он стоял в строю ни жив и ни мёртв,
Только в скулах желваки налилИсь.
И шептал, взглянув на свой самолёт,
“Буду мстить, отец, ты только крепись”

И своё он слово твёрдо держал,
И на бреющем в огне сеял смерть,
Не щадил себя, врагов не считал,
А в бою молил: “ Мне надо успеть”.

В сорок третьем, в мае, сбили его.
И такой ужасный был его вид:
На лице не разберёшь ничего…
Все подумали, что лётчик убит.

Но он выжил - отступила беда.
Шрам на шраме… Вновь бои впереди.
И Героя золотая звезда
Засверкала у него на груди.

Он вернулся - свой у смерти закон.
Над могилою жены слёз не лил.
Лишь промолвил, подавив в сердце стон:
“Спи, родная, я как мог, отомстил”.