Трудно, Вергилий, тягаться с тобой современным поэ

                * * *
Трудно, Вергилий, тягаться с тобой современным поэтам.
Мне даже кажется, что «Энеиду» они не читали.
А если читали, видно, рассеяно, думая где-то:
«Что там такого! – подумаешь! – в этой Италии».

Кто открывал, они оценили мгновенно –
Солнечных строчек густая палитра в столетьях не вянет!
Мало кто знает, признаюсь тебе откровенно,
То, что этруски – такие же русские или славяне.

Мало кто знает, что долгие-долгие годы
Рим, становясь, обучался на книгах этрусских,
Строя империю и отправляясь в походы,
За прорицанием бегал к авгурам, гаруспикам.

Вот я прочитал у одной у английской ученой у дамы
(дама ученая! – это я так, разбирают завидки) –
будто бы мумии в пирамидах Египта, как это ни странно,
были завернуты тщательным образом в этрусские свитки.

Где она, Правда, и что от нас утаили?
Рим это Рим! Но потом почему-то они постарались,
Что б и следа не осталось от древних этрусских книгохранилищ,
И воспоминания об обучении их постирались.

Носом корабль волну разрезает, паруса не жалея,
Вольные мчат мореходы Тирренского моря.
Знаешь, Вергилий, ведь ты рассказал мне про Лея.
Это по-русски, ну с этим-то кто же поспорит?

Девушка замуж выходит – значит, невеста.
Веста-богиня – домашний очаг охраняет.
Если в истории нашей все станет на место –
Это уже, извините, много меняет.

Много меняет. История наша богаче,
Глубже, древнее, насыщенней и интересней.
Вам и не снилось такое, любезный Боккаччо,
А осознать невозможно вам было, это ж известно.

В наше-то время порой до того поражает
Узкое виденье некоторых «ученых».
Долго наука ученое мненье рожает
С кисточкой на колпаке и под мантией черной.

Но пробиваются сквозь наслоенья столетий,
Сквозь горы томов, возведенных кому-то в угоду,
Сквозь беззастенчивой лжи наплетенные сети
Знанья живые ростки, обретая свободу.

Цифры этрусские – римскими нынче зовут их.
Туски, тиррены – как только не звали этрусков.
Расены – так они себя называли. А слышится будто
Ра сыны или Разины. Это по-русски.