Лунологи

Фантастический рассказ

                I

            Давно это было, в середине века ещё. На планеты тогда только начинали летать, а звёзды вообще были уделом фантастов. Даже Луна была неведомой и опасной планетой. Впрочем, Луна и сейчас преподносит сюрпризы…
            Так вот. Было мне тогда тридцать два года, и был я лунологом. Лунолог – это геолог, только изучает он не Землю, а Луну.
            Интересная, я вам скажу, это работа. Целый день, земной, понятно, носишься по лунным скалам с геологическим молотком, огромным мешком для образцов за плечами и с толстенным рабочим журналом из какого-то двадцатипяти-буквенного кремнийорганика, а вечером в маленькой уютной комнате до хрипоты споришь о природе лунных пород с такими же, как ты сумасшедшими парнями, или, разложив по всем столам образцы, выискиваешь в замусоленном журнале координаты их расположения и уверенно строишь лунологические карты.
            Мы жили в двух тысячах километров от Армстронга на станции Юность, что в лунных Пиренеях, в районе кратера Колумба. Поначалу нас было трое: Жорка Ломовой, Лёшка Истомин и я, трое неразлучных друзей ещё с ГИГИПа*, трое лунологов. И пока нас было трое, всё было нормально. А потом нас стало четверо, и наш святой мужской союз чуть не полетел ко всем чертям.
            А произошло это так. Несколько дней подряд мы были на кратере Колумба и наблюдали невероятно редкое в лунных горах и очень интересное явление – извержение. По Лёшкиной вине рация нашего лунохода не работала уже около месяца и, несмотря на запреты всяческих инструкций, все эти дни мы были оторваны от Армстронга, да и ото всей Большой Луны и что делается там, да и вообще вокруг нас, естественно, не знали.
            Когда мы после недели полевых работ возвращались домой, мне пришлось выйти в километре от станции, чтобы отладить один из забарахливших приборов, что во множестве разбросаны вокруг. Задержался я совсем немного, но прозевал историческую встречу моих друзей с нашей будущей сотрудницей.
            Естественно, я знал, что к нам пришлют сотрудника вместо отбывшего на Землю Андрюши Павлова, и знал даже что среди вновь прибывающих ожидаются две девушки. Но то, что одну из них пришлют к нам, этого я даже представить себе не мог. Обычно такие вещи не поощряются – на отдалённые станции в чисто мужскую компанию девушки не посылаются. Чтобы не создавать ненужной нервозности. Всё-таки, работает на дальних станциях в основном молодёжь, и далеко не все имеют стальные нервы.
            В общем, пока мы неделю отсутствовали, к нам прибыло пополнение. Прибыло в виде прелестного создания, представшего передо мной, когда я ввалился в кубрик, как был, в трусах и майке – в скафандре было достаточно комфортно и мы не обременяли себя облачением в верхнюю одежду, работая в нём.
            Наверное, у меня был очень ошарашенный вид, потому что прелестное создание тряхнуло головой, отчего её льняные локоны заструились по плечам, рассмеялось, протянуло руку и представилось: – Вера. А ты, я так понимаю, и есть жутко строгий начальник Сергей Кравченко?
            Жорик при этом радостно оскаблился, а Лёшка как-то уж очень виновато загремел чашками у буфета.
          – А ты совсем не такой, как я представляла, – продолжала между тем, Вера, – Мне Танюшка про тебя много рассказывала! – (Танюшка это моя жена. Какое-то время мы работали вместе, здесь, на Луне. Но сейчас её отправили на Землю. Рожать отправили. Рожать на Луне ей категорически запретили, хотя ни она, ни тётя Аня, наш главный и единственный врач на всю Луну, не были против) – Мне всегда представлялось, что у начальника должен быть очень внушительный вид!
            Ну конечно, мои волосатые ноги, точащие из не очень спортивных трусов, внушительности мне не добавляли!
            Я буркнул что-то вроде: – Можно звать просто Серёжей, – и прошмыгнул в свою комнату.
            У меня есть одно непреложное правило – никогда не стремиться достичь недостижимого. Глядя на Жорика и Лёшу, нетрудно было понять, что они узнали нашу мисс на пару часов раньше меня и явно меня опередили! Ну, и кроме того, у меня была Танюшка.
            За последующим праздничным обедом Вера так много шутила и смеялась, что я даже подумал, что ей вряд ли понравится наша однообразная и даже скучная жизнь. Но я ошибся. Она оказалась настоящим исследователем, а кроме того, человеком, неплохо закалённым в житейских перипетиях. Была она родом из небольшого городка на юге страны, и в Звёздный, в ГИГИП попала, выдержав немалый конкурс. Пока училась, жила в общежитии, так что закалку прошла крепкую. Она одинаково легко переносила и повседневное однообразие, и неожиданные резкие нарушения его.

                II

            Вера включилась в работу на следующий день после прибытия. У неё кроме общей нашей программы исследований была и своя отдельная программка, которой она с удовольствием поделилась за первым ужином, чем вызвала уважение с моей стороны, обожание с Лёшиной и чёрную зависть – Жорика. Он в пику начал выкладывать одну из обычных своих бредовых гипотез, но был в пух и прах повержен Верой, к нашему с Лёшей восторгу.
            Работала Вера без всяких скидок на принадлежность к слабому полу, совершенно на равных с нами. А кроме того успевала добавить уюта в наше в общем-то спартанское жилище. Над столом в кубрике появилась очень красивая акварель, изображающая закат над морем с лёгкой бригантиной на горизонте, с пола и мебели исчез обычный для нас налёт испылённого реголита, а на столе за завтраком, обедом и ужином стали появляться очень необычные, вкусные блюда, чудесным образом приготовленные из того же не особо разнообразного запаса, хранящегося в станционном холодильнике.
            Нечего и говорить, что глаза у Жорика и Лёши горели от восторга, а меня, видя моё довольно ровное к этому отношение, они называли старым бесчувственным сухарём. Хотя я был всего на два года старше Жорика, и на три – Лёши. А уж друг перед другом они прыгали, как два молодых петушка.
            Поначалу мне было смешно и даже интересно наблюдать за ними. Тем более, я видел, что Вера относится к их потугам с известной долей юмора. И считает их не более, как друзьями. И поначалу это действительно было не очень серьёзно.
            Однажды Жорик на какое-то время остался на станции один – мы с Верой и Лёшей отправились на луноходе к центру кратера Колумба, земные астрономы наблюдали там какое-то непонятное свечение и нас направили выяснить, что это такое. Ничего особенного мы там не обнаружили – на месте свечения был новоиспечённый кратер диаметром метров десять от удара метеорита массой около килограмма. Чудовищная ударная энергия в полтора миллиарда джоулей образовала солидную воронку, разбросала около тысячи тонн реголита вокруг кратера и разогрела грунт так, что он светился ещё трое суток. Мы задержались на несколько дней, чтобы установить приборы, всё тут основательно перемерить и понаблюдать.
            Когда мы вернулись на станцию и шумно ввалились в кубрик, Жорик встречал нас широкой улыбкой, стоя в очень инфомативной позе, прислонившись к косяку двери в камералку, закинув руку за затылок и скрестив ноги. А на столе на Вериной стороне в хрустальной вазе стоял скромный букетик ромашек. Вера ахнула, с минуту восхищённо смотрела на букетик, потом подскочила к Жорику и чмокнула его в щёку. Лёша был сражён и повержен!
            Вазу я узнал. Раньше она стояла на столе Полины, инженера в информатории в Армстронге. А вот каким образом она попала к нам, и откуда Жорик раздобыл цветы, осталось тайной навсегда.
            Через пару суток вечером за ужином Лёша, краснея и смущаясь, достал рабочий блокнотик и, запинаясь и сбиваясь, прочитал целую поэму строф на пятьдесят. Красной нитью сквозь неё проходила мысль, как это здорово – работать на Луне рядом с такой замечательной девушкой, как Вера.
            Не знаю, может быть, я действительно сухарь бесчувственный, но, по-моему, мысль эта насчёт Веры повторялась уж слишком часто! Но Вера Лёшиной поэме обрадовалась не меньше, чем Жориным ромашкам, и расцеловала Лёшу так же, как давеча Жорика. Жорик желчно завидовал, а  Лёша сиял. Ещё бы! До этого он вообще не писал стихов!
            Правда, немного погодя я настроение ему подпортил. Перед сном он зашёл в мою комнату и, всё ещё сияя, поинтересовался, как мне его стихи. И достал блокнотик. Видимо, чтобы прочесть ещё раз. Я человек прямолинейный.
          – Жалко, что у нас камин не настоящий, – сказал я.
          – А причём тут камин? – растерялся Лёша.
          – Как это "причём"? Камин, знаешь, чем топят?
          – Топят? Камин разве топят? В воде?
          – Слушай, малограмотный! Причём тут вода? Камин топят дровами! Настоящий, конечно, не электрический! А дрова, знаешь, чем растапливают?
          – Дрова? Наверное, зажигалкой.
          – Слушай, друг перецивилизированный! – воскликнул я довольно презрительно, – Дрова бумагой растапливают! – и показал на блокнот.
            Лёша обиделся и ушёл. А стихи аккуратно переписал и вручил Вере. Мог бы, конечно и на компьютере набрать. Но не поленился, переписал от руки. Видимо, чтобы больше души в них чувствовалось. Вера его сдержанно поблагодарила, но целовать больше не стала.
            Не знаю, что эти петушки себе навообразили. Было же очевидно, что Веру их нежные чувства не особенно трогали. Скорее, просто забавляли. Но сами они её невнимание к собственной персоне относили на счёт происков противника. И оба старались отпихнуть друг друга, а себя выставить вперёд. Бесконечно так продолжаться не могло, и когда-то этот чиряк должен был прорваться.

                III

            Пока Вера была на станции, всё было более-менее в порядке. Ребята сдерживали себя. Но как-то она на несколько дней улетела в Армстронг.
            Дня через три вечером я, закончив работу в лаборатории, вышел в кубрик и увидел не очень привлекательную картину. Жорик ухватил Лёшу за грудки и тряс его, выговаривая что-то нечленораздельное. На щеке его явственно выделялось пятно от Лёшиной руки. Высокий и плотный, Жорик был на целую голову выше Лёши и намного сильнее его. Но пятно было на его щеке.
          – Та-ак, – сказал я, – Что тут стряслось? На Землю захотелось? Ещё раз увижу – вылетите! Оба! Не посмотрю, что друзья!
            Ребята разошлись по комнатам, вечер прошёл в тягостном молчании, Лёша даже ужинать не стал.
            Уж не знаю, что у них произошло ночью, но утром Лёша исчез. На станции не оказалось ни его, ни его скафандра. Записи в дневнике выхода на поверхность тоже не было. Лёша ушёл.
            Я не стал орать. Я просто зло глянул на Жорика и сказал:  – Собирайся. Будем искать.
            Спрятаться на Луне трудно. В скафандре стоит индивидуальный чип, передающий непрерывный сигнал, и отключить его невозможно. Собственно, все студенты ГИГИПа начинают изучение скафандра именно с попытки отключить чип, но за сорок лет это ещё никому не удавалось. И хотя связи с Лёшей не было – линг он отключил, – нашли мы его почти сразу. Он был на метеоритной площадке и, как ни в чём не бывало, менял проэкспонированные пластины. Я подошёл и знаками показал, чтобы он включил связь. Лёша согласно кивнул.
          – Ну и что это за демарш? – спросил я, как только его линг заработал.
          – А что? – сделал вид, что не понял, в чём дело, Лёша.
          – Какого чёрта?! – не выдержал я, – Ладно, ты попёрся в такую рань, это твоё дело, в конце концов! Ладно, менять пластины вообще завтра надо, предположим, ошибся! Но какого чёрта ты не оставил запись в журнале? Линг зачем отключил?!
            Лёша растерянно развёл руками.
            Вообще-то, такие вещи случались. Не то чтобы лунологи были слишком рассеянными, но иногда что-то могло выбить человека из колеи. Как сейчас Лёшу. Я не стал докладывать об этом ЧП на базу. А вечером вернулась Вера и всё успокоилось.
            Конечно, ребята старались скрыть от Веры свои препирательства, но разве от такой девушки что-нибудь скроешь? Как-то вечером, когда мы остались на какое-то время вдвоём, она мне сказала: – Серёжа, я через пару дней должна буду снова улететь в Армстронг. Ты уж присмотри за ребятами как следует. Не нравятся мне их настроения!
            Через пару дней она улетела.  А на следующее утро Лёша снова пропал.

                IV

            Жорик стоял передо мной, как провинившийся школьник перед учителем, а я орал на него так, как будто он один был виноват во всей этой истории. Наконец он не выдержал.
          – Ладно, – тихо сказал он, – Хватит глотку драть! Считай, что воспитательная часть закончилась. Надо идти искать!
          – Искать?! – я продолжал кричать, – Где и как искать?! Его "Гид" не ведёт!
          – Как это, не ведёт? "Гид"?!! – Жорик уставился на меня расширенными глазами,  – Он что, не работает?
            Я потащил его в "рубку" к пульту.
            "Гид" автоматически включался, как только кто-то выходил на поверхность и работал, пока вышедший не возвращался обратно. На станциях, не считая Армстронга, никогда не бывало больше десяти человек, но "Гид" был рассчитан на пятьдесят. На его большой экран выводилась окружающая местность на двадцать километров вокруг станции, люди на поверхности отмечались зелёными нумерованными точками. При необходимости можно было включить увеличение, выделяя нужную область. Или наоборот, расширить зону, подключив для этого спутники.
            "Гид" был включен, показывая всё окружение, прибор работал. И включился он, отметив, что Лёша вышел из станции. Но самого Лёши на экране не было. Ни вблизи станции, ни за границей двадцатикилометровой зоны.
            Жорик угрюмо молчал.
          – Он умудрился отключить чип, – желчно сказал я, – Хакер-самоучка, чёрт вас подери обоих!
            Жорик, наконец, очнулся: – Всё равно, надо искать, – буркнул он, – Следы-то всё равно остались!
          – Следы? – я саркастически рассмеялся, – Да тут за десять лет сто раз всё перепахали!
          – Эти следы – свежие! – снова буркнул Жорик.
          – Да неужели! – я готов был взорваться снова, – Ну конечно! Эти следы – свежие! А остальные марсиане полтора миллиарда лет назад оставили! Как мы их выделим, свежие следы?!
          – Погоди! Вы с Лёшкой без меня последний раз где были? В одиннадцатом квадрате? Там содержание стронция повышенное. Надо "жука" на стронций настроить, может, так найдём.
            "Жуком" мы окрестили портативный анализатор за его длинные усы.
          – Я в одиннадцатом последний раз был до дезактивации, так что лишнего фона от меня не будет, – продолжал Жорик, – Так что, давай я пройду по кругу за периметром и проверю все следы на стронций.
            Я пожал плечами. Вряд ли из этого что-то могло получиться, но другого выхода у нас не было. Да и пеших следов за пределами площадок наблюдений вокруг станции было не так уж и много. А то, что на этот раз Лёша ушёл далеко от станции, я почему-то не сомневался. Именно ушёл, потому что оба станционных вездехода были на месте.
            Пока Жорик двигался по окружности километрового радиуса со станцией в центре, анализируя все выходящие наружу следы на содержание стронция, я основательно проверял всё в пределах этой окружности. Мы спешили. Надвигалась лунная ночь, а искать что-либо при свете узкого серпа Земли было во сто крат сложнее, чем лунным днём при свете солнца.
            Часа через два Жорик сообщил, что что-то похожее на след он обнаружил. К этому времени он прошёл четверть окружности. Я, не откладывая дела в долгий ящик, выкатил из ангара "Ровер" и через несколько минут был возле Жорика. Жорик стоял и смотрел на лежащий на недалёком горизонте круг солнца. А цепочка следов у его ног уходила к высокому валу кратера, внутри которого располагалась наша станция.

                V

            Наши метания не остались незамеченными. Пока мы ехали к валу, по лингу раздался вызов дальней связи и гортанный баритон Месхи, дежурного из Армстронга, довольно нервно вопросил, что у нас стряслось, с какого рожна мы с утра мечемся по площадке и куда это мы, собственно, торопимся сейчас? Я не стал вдаваться в подробности, а просто сказал, что у нас тут небольшое ЧП, когда разберёмся – доложим. Месхи помолчал, потом довольно ехидно спросил, что это за неопознанный, не подающий сигналов скафандр наблюдают радары со спутника? И не к нему ли мы направляемся?
          – Пришельцы нас задолбали! – довольно зло ответил Жорик, – Месхи, друг, тебе же сказали, разберёмся – доложим! Не мешай нам контакт налаживать!
            Минут через пять на связь вышел Антон Иванович, начальник экспедиции, мэр Армстронга, как мы его в шутку называли, и потребовал объяснений. Мне пришлось объясняться. Я снова не стал вдаваться в подробности, просто сказал, что с Лёшей вдруг пропала связь, мы направляемся к нему для выяснения.
          – Что ему в горах понадобилось? – сердито спросил Антон Иванович.
          – У него есть кое-какие соображения насчет не метеоритного происхождения нашего кратера, – на ходу выкрутился я, – он решил это проверить.
          – Что это за внеплановые проверки? – совсем уже рассердился Антон Иванович, – Кравченко, ты когда эту самодеятельность закончишь?!
          – Виноват, Антон Иваныч! Я не успел доложить!
          – Дождёшься ты у меня! Засажу метеосводки обрабатывать! – сказал Антон Иванович и отключился.
            Обработка данных о падении метеоритов, по-простому метеосводка, заключалась в переносе записей сейсмографов, разбросанных на огромных территориях, в общую ведомость и когда-то, в самые первые годы существования лунной базы выполнялась вручную. Это была нудная работа для практикантов, и Антон Иванович грозился засадить за неё каждого провинившегося.
            Отвечая Антону Ивановичу, я не особенно врал. Месяца два назад вечером за ужином Лёша действительно высказал такую мысль. Что-то показалось ему уж очень странным в строении вала и расположении пород внутри него. Как будто сложился он при взрыве не глубоко под лунной поверхностью, как это бывает при падении крупных метеоритов, а довольно близко к ней.
            Вера тогда только покачала головой, а мы с Жориком принялись это жарко оспаривать. И приводить очень убедительные доводы. Только что на смех его не подняли! Лёша обиделся и перестал на эту тему разговаривать. Но мне в память это запало. И сейчас, после разговора с Антоном Ивановичем, вдруг подумалось, что Лёша мог совсем не от одних расстроенных нервов уйти на вал.
            Через несколько минут со мной напрямую по перфону связалась Вера. Она испуганно поинтересовалась, что у нас стряслось? Я её стал успокаивать, как мог и попросил побыстрее заканчивать армстронговские дела и возвращаться. Естественно, она мне не поверила, но выспрашивать ничего не стала.
            Между тем местность из внутрикратеровой равнины перешла в приваловые холмы.  Жорик вел луноход довольно лихо. "Ровер" взлетал на вершины холмов, кренился на склонах, нырял вниз, снова взлетал, и мы подобрались к самому основанию вала.

                VI

            Кратер наш был относительно свежий, не особенно сглаженный метеоритами и космическим ветром и вал представлял собой не обычную холмистую припухлость, этакие манжурские сопки, как у подавляющего большинства старых кратеров, а настоящую оборонительную насыпь из реголита и подповехностных магматитов, утыканную огромными прямо-таки противотанковыми базальтовыми глыбами. По форме это был слабо вытянутый эллипс размером одиннадцать на двенадцать километров, окружённый этим самым валом высотой около трёхсот пятидесяти метров. Почти строго на восток вал был рассечён глубоким каньоном, как будто специально прорезанным огромным ножом для того чтобы сделать удобный проход для въезда внутрь кратера. Ни у одного другого кратера ничего подобного и в помине не было. Цепочка следов вела к этому проходу.
            Внутри каньона Жорик сбавил скорость. Здесь было уже довольно темно – солнце опустилось низко к горизонту, и освещалось дно каньона только узким серпом Земли над головой да отражением солнечных лучей от верхушек скал.
            Лёшу мы обнаружили, когда солнце уже скрылось под горизонтом и освещало только верхнюю половину вала. Но отражённого от скал света было ещё достаточно и фонари можно было не включать. Жорик остановил "Ровер" метрах в ста пятидесяти от Лёши.
            Он нас не видел и, судя по всему, спокойно занимался намеченным делом – ручным буром выбуривал скважины для отбора образцов в основании скалы. Я уже собирался вылезти из "Ровера" и подойти к нему, но Жорик меня остановил.
          – Погоди! – негромко сказал он, – Так просто его не вылечишь. Тут нужна шоковая терапия.
          – Ты что ещё придумал? – я подозревал, что Жорик опять учудит что-то экстраординарное.
          – Ты, главное, постарайся не вмешиваться, – сказал он, опустил колпак скафандра и полез наружу. Я наблюдал за ними обоими на обзорных телеэкранах. Жорик приветливо помахал мне рукой, и двинулся к Лёше, на ходу доставая что-то из походной сумки. Я похолодел. Это был квантово-механический вибратор, наш основной инструмент, позволяющий раздробить чуть ли не в пыль самую твёрдую породу даже будучи включённым на среднюю мощность. А Жорик поднёс его к своему колпаку.
          – Не смей! – заорал я, но было уже поздно. Колпак Жориного скафандра покрылся паутиной мелких трещин. Армирование не позволило ему тут же взорваться и отправить Жорика к праотцам, но воздух стал сочиться через трещины, и на какое время его могло хватить, одному Богу известно.
            Жорик быстро убрал вибратор и побежал к Лёше.
          – Эк тебя! – услышал я Лёшин голос и полез из "Ровера". Эту самодеятельность надо было прекращать.
            Я перехватил их на полпути до "Ровера". Жорик опирался на Лёшу, посинел и выпучил глаза. Давление в его скафандре катастрофически быстро падало, автомат не справлялся со стремительной утечкой. Подбежав к ним, я быстро подключил аварийный рукав своего скафандра к скафандру Жорика. Это немного помогло, Жорик перестал хрипеть. Но мне тоже стало не хватать воздуха. Лёша собрался подключить свой рукав ко мне, но я, собрав последнюю волю, запретил – не хватало ещё, чтобы мы все трое остались без воздуха. Сознание я потерял уже перед самым люком "Ровера".
            В вездеходе я отдышался. И пока мы ехали, не стал устраивать ребятам выволочку, приберегая энергию до полного восстановления.
            На площадке перед станцией стоял "Кузнечик", а внутри нас ждала Вера. Она угрюмо взглянула на нас, опустила голову, зло процедила: – Мальчишки! – развернулась и ушла в свою комнату.
            Через два часа мы собрались в общем зале.
            Лёша нервно теребил угол скатерти и ёрзал на стуле. Жорик вальяжно развалился в кресле у камина. Вера стояла у входа в зал и исподлобья поглядывала на обоих.
            Я дал волю чувствам. Я вспомнил, что я здесь начальник. Я не стал раскрывать Жорикину хитрость, но досталось от меня обоим. Я неистовствовал минут двадцать. Я припомнил обоим все их недочёты и ошибки за год совместной работы, и в конце пригрозил обо всём сообщить в центр.
            Вера поглядывала на меня непонятным настороженным взглядом.
            Жорик подтянул ноги, сел нормально и втянул голову в плечи
            Лёша сидел, уткнувшись в пол, а когда я выдохся, невнятно произнёс: – Ладно, ребята. Нервы это. Вера, прости! Ерунда это всё. Уже прошло. Тут такое дело… – он помолчал, поднял голову, –  Я проверил, как сложены породы у основания вала. Конечно, ещё бурить и бурить придётся. Но пока такое впечатление, что к основанию сдвинут поверхностный слой со всего кратера.
          – Что ты несёшь?! – возмутился Жорик, – Как это сдвинут?
          – Как, как! Бульдозером, наверное…
            Все их амурные дела разом вылетели у меня из головы.
          – Ты здоров? – я взглянул на Лёшу тревожно и покачал головой.
          – Погоди, Серёжа, – сказала Вера, – Лёша, что ты ещё нашёл?
          – Понимаете, ребята, – Лёша помолчал, – Понимаете, там магматиты здорово фонят. В них больше одной сотой промилле оружейного плутония.
          – Что-о-о??! – воскликнули мы дружно. Природного оружейного плутония не существует, его получают искусственно на ядерных реакторах, а на Луне пока никаких реакторов и в помине не было!
          – Я проверил, – игнорировал наше "Что?" Лёша, – И по гелиевому соотношению, и по отношению плутония к свинцу возраст нашего вала – около двенадцати тысяч лет. Такое впечатление, что двенадцать тысяч лет назад здесь была взорвана сверхмощная водородная бомба с плутониевым запалом. А потом, чтобы почистить кратер от радиоактивной грязи, весь поверхностный слой сдвинули к валу.
          – Какого чёрта?! – воскликнул я. А Жорик широко раскрыл глаза и вдруг выпалил: – Стронций! Одиннадцатый квадрат! Эпицентр!

                VII

            Антон Иванович ходил по кубрику из угла в угол, изредка кидая на нас сердитые взгляды. Было это довольно потешно – сила тяжести на Луне небольшая, и при каждом шаге он подпрыгивал на четверть метра. Но нам было не до смеха. Мы, все четверо, сидели по одну сторону стола, опустив головы и уткнувшись в пол. Только Вера изредка кидала на него настороженный взгляд и тут же отворачивалась, втянув голову в плечи. По другую сторону стола сидел армстронговский психолог Вадик Кораблёв. Уже по одному его присутствию здесь я догадывался, что разговор предстоит тяжёлый и долгий.
            Мы с Лёшей сидели смирно, а Жорик нервно сгибал-выпрямлял фторопластовую струбцинку от переносного газоанализатора. Дело это было нелёгкое, армированный фторопласт очень жёсток и прочен. Кораблёв внимательно следил за его руками. Наконец струбцинка не выдержала и разломилась пополам. Жорик растерянно уставился на продукт своих рук, потом сжал губы и бросил обломки на стол. Антон Иванович наконец остановился, с полминуты молча смотрел на поломанный инструмент,  тряхнул головой и сказал: – Так…
            Мы молча ждали.
          – Та-ак… – повторил Антон Иванович врастяжку и посмотрел на Вадика, – Что скажешь?
            Вадик неожиданно улыбнулся: – А что? По-моему, ребята справились неплохо.
            Вера как-то втянула голову в плечи и посмотрела на него испуганно, а Антон Иванович опёрся руками о стол и уставился на него.
          – То есть,  ты хочешь сказать, что всё вот это безобразие, что здесь творилось – это всё нормально?!
            Мы переглянулись, ничего не понимая, только Вера уставилась в пол и, казалось, боялась поднять на нас глаза.
          – Не знаю, не знаю, – Антон Иванович покачал головой, помолчал, потом махнул рукой: – Ладно, вы психологи, вам виднее! Опиши всё обстоятельно и отправь на Землю. Пусть там спецы разбираются. А по мне бы… – он обвёл нас тяжёлым взглядом, – Я бы эту дружную компанию с первой оказией на Землю отправил бы. Нервы подлечить да с девчонками своими пообщаться! Жалко, бронь у них, – он непонятно усмехнулся.
            Тут уже не выдержал я: – Антон Иваныч, в чём дело? Какая бронь?! С чем справились?!
            Он глянул на Веру и снова усмехнулся: – Ну, что, Вера Павловна, будем раскалываться?
            Вера посмотрела на него умоляюще. Он снова усмехнулся: – Так ведь всё равно узнают! Уж лучше сразу. И из первых рук. Так что, давай, выкладывай!
          – Я?! Почему я?! – на Веру было жалко смотреть, она совершенно не походила на нашу самоуверенную и весёлую сотрудницу.
            Антон Иванович развёл руками: – С твоей подачи эта каша заварилась, ты теперь и расхлёбывай!
            Вера совсем втянула голову в плечи и тихо сказала, глядя в пол: – Ребята, вы меня простите. И не перебивайте, я уж всё расскажу.
            Из её путанного рассказа я понял, что месяцев восемь назад, ещё на земле, она задумала психологический эксперимент – возможность работы девушек на дальних станциях наряду с молодыми ребятами. По её мнению, это должно было создавать более положительную, смягчённую психологическую атмосферу в сугубо мужских коллективах.
            Прилетев на Луну, она сходу предложила осуществить этот эксперимент. Антон Иванович был против, не любил он новшеств, которые могли привести к сбою в работе хорошо отлаженного механизма. Но Веру поддержали на Земле. Кроме того к её идее благодушно отнёсся Вадик. И Антон Иванович сдался.
            Выбирать группу для эксперимента долго не пришлось. Второй такой группы, где бы работали ребята не старше моих тридцати двух лет, да ещё на достаточно удалённой от Армстронга станции, просто не было. Ради чистоты эксперимента нас предупреждать не стали. Даже меня, хотя Антон Иванович и настаивал на этом.
            Таким образом, все наши фортели строго фиксировались и были известны не только Антону Ивановичу с Вадиком, но и на Земле.
            Когда Вера закончила и, не глядя на нас, уселась на свой стул, Лёша поглядел на неё ошарашено, а Жорик угрюмо.
          – Значит, мы у тебя подопытными крысами были? – выдавил он после долгого молчания. Признаться, я тоже не был особо доволен.
          – Ну зачем же так мрачно? Так уж и крысами! – рассмеялся Вадик, – Лучше уж представляйте себя лабораторными мышами.
            Жорик позеленел, а Антон Иванович крякнул, и чтобы сменить тему, посмотрел на Лёшу: – Выкладывай, что ты там раскопал.

                Вместо эпилога

            Здравствуй, Серёжа! Пыталась до тебя дозвониться, но у вас там такая завеса, не пробьёшься! И к чему эта  таинственность, когда и так все у нас знают, что ты в составе марсианской команды!
            А у нас тут дела кипят! Навёл Лёшка шороху в своё время! Ну, да это ещё при тебе началось. А уж после того, как Збигнев Поленчик "Старую базу" открыл, такое пошло – туши свет!
            Да ты читал, конечно! "Старая база", так мы её называем между собой, это станция древней цивилизации. Артефактов тут сохранилось премножество – и книги на пока не расшифрованном языке, и, видимо, электронные носители, для которых ещё найти оборудование надо, чтобы их открыть. И самого оборудования разного хватает! Работы – на два века!
            В нашем кратере, поближе к эпицентру, срочно строится Международная станция, а у нас тут народу набилось – в каждой комнате по четыре, а то и по пять человек обитают. Спим в три смены! Кислород завозить не успевают! Оранжерею начисто обгрызли – огурцы чуть не по карточкам выдаются!
            Лёшка теперь большой начальник – на дранной козе не подъедешь!  Говорят, это ты его рекомендовал. И вроде не ошибся – Антон Иваныч хвалит и не нарадуется!
            Хотя к моей незначительной персоне относится по-прежнему, при встрече так мило краснеет и старается не смотреть в глаза. Это я про Лёшу, а не про Антона Иваныча! И я, кажется, начинаю менять своё к нему отношение! Шучу, конечно, хотя, почему бы и нет?
             Жорика забрали в Армстронг, он теперь заместитель Антона Иваныча. Ходят слухи, что Антон Иваныч скоро насовсем на Землю переберётся, в ГИГИП, а Жорик его заменит. Руководителем он становится дельным. Строгим, но по-уму. А меня до сих пор простить не может, что я его за подопытного кролика держала!
            Ну а я, как и была, психолог на подхвате у Вадима. Хотя после моего с вами эксперимента мне и самостоятельную работу доверяют. Думаю, даже скоро кандидатскую защищать буду – материала сверхдостаточно набралось! Тут такие интересные типы подобрались!
            Ты прости, не подумай, что я и вас, ребят, так же рассматриваю, только со стороны профессии своей! Всё-таки вы гораздо больше друзья мне, чем подопытные! Даже Жорик.
            Ты бы тоже дал о себе весточку. Я, конечно, понимаю, как ты занят, да и Танюшка не больно хорошо ко мне расположена, уж и не знаю, почему?! Ревнует, что ли?! Смеюсь!
            С улыбкой, подруга твоя, Вера.

                12 мая 20… г.

* – ГИГИП – Государственный институт геологии и инженерной планетологии

      Май 1970, основательно переработано для публикации в апреле 2013 – марте 2015