Август 91

АВГУСТ

 Был август.  Начало недели.
Ничем не приметные дни.
Мы все на работе потели
Во славу родной страны.
Я был управленья механик,
Как скажет сапожник-
Чинил «Азовсталь».
О ней вы, быть может, слыхали,
А нет.  Не в заводах печаль.
Текли горбачевские будни.
Он  был перестройки фонарь.
Куда бы, хоть как, повернуть бы.
Ну, впрямь – ставропольский бунтарь.
Конечно, такие залеты
Не нравились многим в кремле.
И чтобы свести с ним счеты,
Придумали ГКЧП.
Какие же твари. 
Закрыли в бассейне,
На вилле, курорте, в Крыму.
Такое Саддаму Хусейне
 Не снилось в иракском плену.
Потом напились все в дупель,
Чтоб видеть о счастье сны….
Так в городе Мариуполь
Я встретил развал страны.   

Казалось, что это шутка
И дурость пройдет, как срок.
Страна же, как проститутка,
А житель её совок.
Хулить, что прошло не больно,
Как в черный замазать цвет.
Друзья штурмовали Смольный,
А здесь всё пошло на нет.
Я видел, что будет с нами,
Но верил, что всё пройдет,
Как только кусочек стали
Хозяина обретет.
Учили же: власть - надстройка,
А главное, что окрест.
Но вечная перестройка
Любому ученью крест.
Всегда не любивший почту,
Собрав впопыхах чемодан,
Чтоб выведать всё воочию,
Я в Питер рванул к друзьям.

Начало - не любит осень,
За осенью лишь зима.
А с ней ледяная проседь
И долгая тишина.
Есть в том продолженье жизни,
Но корни менять… нельзя.
С божественной укоризной
За это нам мстит земля.

  Ну, что же, привет, Валерка.
Эх, Вася, ну ты попал.
У нас здесь такая примерка,
По сути, сказать – обвал.
Не помню теперь детали.
Детали забыть не грех.
Но знаю - всю ночь отмечали
И пили за наш «Военмех».
И помню, сказал вначале:
Не верьте пожатью рук,
А, чтобы совсем не скучали,
Что хитрый он лис Кравчук.
Что дело идет к распаду.
И как же не видите вы,
Что к следующему листопаду
Не станет родной страны.

Попели: про штучки, троллейбус,
Гибонину и колбасу.
И стали считать дупелей мы
 Пока не свалились  ко сну.
Жоржика по счету был первым,
За ним отвалился Граф.
Всем Мишка играл на нервах,
А я утопал в стихах.
Давно не писал.
Зараза
 Проснулась в дурной момент.
Ну, кто б пошептал от сглаза
 И дал от стихов экскримент.
Под утро, когда светало,
Я вышел. 
Блестел асфальт.
И так тяжело дышалось,
Что вспомнилась «Азовсталь».

В оградах дворцов и скверов,
Каналов, мостов – металл.
Легко жить, в себя уверовав,
Когда дух железным стал.
Я видел себя отлитым,
Поставленным, как свеча,
В аллее хмельных пиитов,
Где не было Ильича,
Где не было Горбачёва
 И свиты ГКЧП.
И стало ужасно клёво,
Когда их направил в П.
Недаром тогда издатель
 Ломал на носу очки,
Когда я ему: мол, нате,
Такое моё - прочти.

Я шел налегке по миру,
От Пряжки туда, где Блок
 Снимал для себя квартиру,
А я снимал уголок.
Такое большое отличье –
Полуподвал и его этаж.
Я не был знаком с ним лично,
А, в общем, он был не наш.
Хотя по иным законам,
По статусу - польский граф,
Его и его и знакомых,
Я мог бы держать в холуях.
Ну, вот, подошел и в арку
 Свернул на знакомый двор.
Вошел.
Каблуком пошаркал
 И вышел,
И память стёр.
Тяжелые,
Сложные годы
 Не нужно держать в голове.
Нет арки,
Лишь высь небосвода
 И стертые камни к Неве.
Звенит как тогда трамвайчик-
Одиннадцатый маршрут.
Как часто
 Бесплатно – зайчиком
 Возил он меня в институт.
А совесть - в цене трёх копеек.
Так стоил тогда винегрет.
Сегодня никто не смеет-
Винить за подобный грех.
Дошел.
Институт оперетты,
И справа театра растр.
Здесь в будущем
 Два билета
 Кассир мне бесплатно даст.

Там в будущем есть прореха,
Бесплатно идя туда,
Мы ставим забвенья веху
 Без совести и труда.
Да. Время великий критик,
Напрасно людей не судит,
В своем величавом тике,
Сплетая в едино судьбы.
Порой не известно имя
И факты не знаем даже,
Но время встает меж ними
И нам обо всем расскажет.

Пока же в огнях перестройки,
С поминок ГКЧП,
С остатком ночной попойки,
По курсу иду - к Неве.
Уж очень в низах застоялось
 И трудно держать меж ног.
Но, что-то ведь состоялось,
Чего-то создать ведь смог.
В углу испражненье эпохи
 Сотрет  по полудню дождь.
Мы делаем чуть, по трохи,
А гадит серьёзно – вождь.
Такая его работа,
Помечен и обречен.
Вторая пошла суббота
 С начала иных времен.

С Невы набежали тучи.
Вот он Поцелуев мост.
Здесь девушку, был ведь случай,
Я ждал, как влюбленный пёс.
Тогда с выпускного бала,
Из этих вот оперетт,
Она на пять слов сбежала,
А помнится только - Нет.
Прошел, не тревожа память.
Там нечего зацепить.
Теперь ничего не манит
 И разве есть смысл - любить.

И вот Нева.
Мост лейтенанта Шмидта.
И туча прямо над волной.
Звенит  гранитное корыто
 Своею грустью вековой.
Какой-то странный пароходик,
Уже не белый, а седой
 Под мост Дворцовый
 Носом входит,
Шлейф оставляя,
За кормой.
А чаек гневное ворчанье,
За то, что их
 Спугнул с перил,
Уже не так необычайно.
Когда есть гнев,
Мне б пару крыл.
Поднять, чтоб гневное оружье
 И сбросить сверху
 На врага.
А чайки кружат,
Кружат,
Кружат.
И только вечное
 Га, га.
Иду туда, за пароходом,
Навстречу ветру,
Без волны.
Моим, как прежде,
Тихим ходом.
Но вдоль,
Любимой мной,
Невы.
Я ждал так долго эту встречу,
Чтоб сфинксу лапу почесать,
Смотреть, как ростры
 Тратят вечность,
Огнём, сжигая небеса.

Под ростр я сел.
И немец русский
 Ко мне подсел на разговор.
«Люблю Кваренги,
Много чувства.
А у Растрелли есть простор».
Его сбивал я на больное.
Советский рушится ведь строй.
А он одно – там золотое,
А здесь с серебряной канвой.
Одно я понял - русский мама,
И он похож на свою мать
 И, что, до нашего бедлама,
Ему, по сути, наплевать.
А я ему:
«Ну, что же, …ты же!
Здесь Волхова слышен стон».
Ушел. И из памяти выжал,
Созревший в душе лимон.
Чего ещё с нами станет,
Не надо так много пить.
Ведь где-то есть то, что манит.
И так же есть смысл любить.

Но больше не буду про это.
Я вам не inform.ua.
Как все заказные поэты
 Я прячу в душе слова.
Когда их не очень много-
По буквам на три иль пять
 То пишется, ох, как строго-
В стране у нас благодать.
Богаты мы хлебом и солью,
Есть золото, лес, алмаз,
И так же есть Киев стольный
 И даже российский газ.
Но вечно всего не хватает.
Одно не поймём – чего?
Правитель на трон взлетает
 И крестит своё чело.
За эхом судебной тяжбы
 Парламент встаёт штыком.
Так будет и не однажды,
И, знать, повторят потом.
Чеканщик в кольце Соломона
 По кругу пустил весь мир.
«И это… пройдёт» и снова…
Кольцо только б кто крутил.
Упьёмся сегодня в дупель,
Как те, что уже прошли.
Да здравствует Мариуполь!
Так будем крутить и мы.               

     14.01.10г.