Детство набросок, отрывок для поэмы

Вдали от родины,
В стране где я рождён
И вырос  - во дворах, на тротуарах,
В краю лесном, под снегом и дождём
В раю пустых кафе и маленьких базаров,

В краю чужом. В краю родном.
В краю плакатов, грохота и дыма,
Где галионом выглядел мой дом,
Восьмиэтажным кораблём равнины.
Он был мой парусник.
Я – горный гном.

Здесь, в грязном переулке по весне,
Шпана трясла монетами, ножами…
Я помню, как я падал в этот снег,
как убегал пустыми этажами,
и этажи сжимались всё тесней…

От дыма и от холода, с утра
Чужие люди кашляли в трамвае.
Сны грозно громоздили зеркала
Из переходов тёмного стекла,
И ведьмы окликали меня: «Парень!»
И полночь звёздной патокой текла.

И жёлтых окон бешеный прищур,
Там, где жильцы сдвигали занавески,
Пугал меня, пожалуй, чересчур.
Да что поделать: Ленина – не Невский,
Я до сих пор от этого лечусь.

Вдали от родины дул бешеный сквозняк.
Родной чужбиной задувало в щели.
В углах теней и карликов возня.
Гриппозный чад качался у постели.
Во сне – чертей и ангелов резня.

И город бредил грозами, гудел.
Морозный грохот отдалённых строек
Когда-то и куда-то меня дел.
Из зим и лет
Привет:
Нас было трое,
Но я один, похоже, уцелел.

Я вырвался из лап железных зим,
Где магазины светятся, как Эльма
Горизонтальный и пропащий дым,
Да не святого, а совсем отдельно
От святости и от греха. Один
Бродил я бесконечно и бесцельно
И выбрел. Кто мне нынче господин?
Я этот город выбрал не впервые.
Конгломерат бетона, стали, льдин,
Сосновых игл, бензина - мостовые
Мне стелет снова. Тополя – живые,
Асфальт готов под их привычный пух.
Я досчитаю медленно до двух,
Затем – до трёх… потом скажу:
«Россия».
Потом переведу немного дух.

10 марта 15 года.
Урал.