Углубляясь в чащу

УГЛУБЛЯЯСЬ В ЧАЩУ

На опушке положено слуху насторожиться,
обостриться чутью, после одури полусонной
поле зренья предельно очерчено, и душица
умоляет чуток повозиться с ее персоной.

Углубляешься в лес, мимоходом сорвав соцветье,
испустившее дух дерзновенного аромата.
Хорошо бы на этом рывке завершить столетье,
но со вздохом, увы, вспоминаешь, что рановато.

Отголоски собачьей стаи, людской оравы,
и в затылок измученным отдыхом дышат дачи.
Тем свежее и неожиданнее дубравы,
что способны решать сверхдыхательные задачи.

«Дальше в лес» – неужели в наследие поговорки,
от которой рукою подать до обилья щепок?
Птичьи гнезда, лога, муравейники, дупла, норки,
вы пока обитаемы тем, кто живуч и цепок.

Вот и вырубка. Шанс избежать комариных шпилек,
поразнежиться плотью, нимало душой  не прея.
Только здесь ты сперва – существо, а уж после – лирик,
на пеньке заглядевшийся розовостью кипрея.

Зарастание ран – ни врачей, ни жары, ни давки,
тело легче листка, и на сердце предельно просто.
Эльфы, лешие, феи, сатиры, дриады, мавки,
вы еще обитаете здесь для лесного роста.

Это вашим касаньем двуличье живого мира
примиримо в сознанье пригорков, лугов и речек.
И трепещут стрекозы над остиями аира,
и трепещет, в лягушечий зев угодив, кузнечик.

Я сама из букашек, настойчивый долгоносик,
под корой бытия обнаружитель дивных складок,
пор, извилин первопроходец, вдали от просек
я давно копошусь среди тех, кто на дебри падок.

В этот сплет угодив, не один поплатился кожей,
ободрав ее свежесть и гладь о тугие прутья.
Научиться бы влет, наподобье коровки божьей,
изменять направленье пути, не рискуя сутью...

Мхи, хвощи, обступившие заросли, прежних пуще.
Продираясь обратно, дерзаешь откабалиться
от запуты ветвей, все равно не сплетенных в кущи,
за которыми преображается небылица.

За которыми что-то случается с параллелью,
называемой некогда в детстве тропою сказок...
Лес редеет, и ты вспоминаешь свой выход с целью.
Жизнь уходит, и тут понимаешь, как смысл вязок.

Мелколесье не тешит ольху обаяньем дуба,
недалекость тропы не пьянит крутизной отсека.
Этот нынешний лес завершен для меня сугубо,
и шумит за спиною как гуща иного века.

Дикой ягодой горечь пути я всегда подслащу,
и лукошком любимых грибов оправдаюсь веско,
даже если забуду, зачем углублялась в чащу,
вдохновляемая напутствием перелеска.

Вот и туча заносчива. Вот и луна спесива.
И отчетливый голос природы уже не чаем.
И теряется пульс естества одного массива,
заглушенный в натуре другого собачьим лаем.

Август 1997