Мария

Посвящается моему дражайшему Петербуржскому Ангелу


Здесь, на нашей мраком облитой планете,
Ангелов так сложно различить.
Они плотно укрыты в нечастых пологах света,
Но единственные, кто искусно играет на струнах души.
И мне вокруг не стоит исходить мили,
Не стоит мять землю торопливым шагом наперебой,
Я никогда не найду в этом мире
Сердец, покрытых ровной, идеальной чистотой.
Не снизойдет на наши истомленные глаза
Образ прекрасной, могучей Афины.
Но земной ангел, наконец, открыл мне себя,
Прошептав: «Мое имя – Мария».
И ныне
Я вижу, как образ твой
Неповторимым ореолом очерчен,
Он дарит покой мне
Среди тысяч волнующих дней;
И затемненный пороками вечер,
Когда ясность глаз твоих
Развеет над крепостью лет
Всю смуту, всю чернь мою выжгут;
Не могу я так долго тьмою своею тешиться;
Когда ты, создание небес, мой каждый мускул слышишь,
Когда, всмотревшись в тебя, я могу молиться иль вешаться,
Захлебнуться своими чернилами;
Они текут вместо крови, закупорив жилы мои.
А в тебе таится хрустальная статуя,
До краев расписанная рубинами.
Разве твое лицо когда-нибудь стану я,
Столь непорочное, незапятнанное, милое,
Разменной монетой сличать с другими?
Каждый из них не так давно смыл ли
Все, что могло тронуть душу поэта?
Лишь ты облучена еще этим,
В тебе храним тот благородный оберег,
Который в шелк расцвечивает имя...
Оно из уст в уста, из века в век
Передается иконною святыней.
Не место здесь тебе,
В стоках этой помойной ямы,
Тебе прибережен иной удел,
Средь аристократизма северного края.
Не те все души пела я,
Я в них искала то, что даже не рождалось.
Мой взор блуждал, не видя ни тебя,
Ни то, что тобою тщательно скрывалось.
Теперь мне счастье ведать образ тот,
Что ангелом земным бережно носимый,
Не скроешь его ты уж никакой
Сахарой жгучей, ветром пыльным.
Ты не истребишь его в моем рассудке,
Твой лик останется в памяти моей
Как единожды мелькнувший на минутку
Блеск чарующих, ангельских очей.
В тебе скрываются все те оттенки
Невероятно чистой душевной красоты,
Которые внутри меня размазаны по стенкам,
Что еле дышат или уже истреблены.
В тебе царит бессменно та отрада,
За которой вечно гонится романтик иль творец,
К тебе полюбоваться тянусь за ту ограду,
На твой хочу взглянуть волшебный я венец.
Я знаю, своя душа такой не станет,
Ее я, искушенная, не в силах сохранить
Такой, что блещет ярче стали,
Такой нетронутой, какой могла бы быть.
Твое я сердце назову кристаллом,
Тебя я буду звать как ангела земли;
Стругая на бумаге строчки даром,
Твои пою я первозданные черты.
Хрустальной хрупкости тончайший слой –
Твоей души безупречная структура,
К ней не прилипла грязь, не расплодился гной
На гранях звонкого, прозрачного сосуда.
Не дай же тем, кто слеп
Иль неотесанный, как камень,
Узреть хотя бы дымку или след
Твоих морских чистейших гранул.
Теперь и я в бреду бессонном,
В потемках мыслей в туманах сложного ума
Чувствовать буду свет твой путеводный,
Пусть даже другим ты будешь отдана.