Кондратьев

Мельница, погосты,
да речушка Устье…
Жалкое до слез ты,
Ровно-захолустье!
Кирка, синагога,
церковка, костелик…
Гога и Магога
курочка и кролик.
Топоры у чресел
одичалых братьев…
Тут и куролесил
Александр Кондратьев.
Ай да вырожденец,
певший небылицы!
Этот наважденец
дрогнувшей столицы,
века пораженец,
как ее кумиры,
беглый уроженец
Северной Пальмиры
мчал не зря в именье
с городской квартиры…
Вот оно, уменье:
нимфы и сатиры,
под чудесной салкой
взявши в рот полыни,
лешим и русалкой
стали на Волыни.
В трезвый час планеты –
веды запозданье –
хлынуло в сонеты
буйное преданье
о богах и дивах,
о причудах навья,
о волшбах ретивых
в гуще разнотравья…
Так копытце фавна
из туземной скрыни
возмутило славно
спячку вод Ярыни.
Водорослей встряска! –
и затишье выдал
под рутинной ряской
Громовержца идол.
Воротился Волос
в наш медвежий угол…
Многозвучный Голос,
порождая пугал,
был истоком дара,
бившим полнокровно.
Потому так яро
вспыхнула над Ровно,
в золоте меандра,
кузница Сварожья –
словом Александра,
подмастерья Божья.

Январь 2007