Отражения

1. ЭВРИДИКА

Ступала по траве, лучом златясь,
и вдруг змея ужалила в пяту…
Пока рыдали струны, славя ту,
никем не видимую ипостась
ее, ту, не рождавшую теней,
сраставшуюся с лирой, сущей в звоне –
о, как певец затосковал о ней,
смертельней, чем Аид по Персефоне!
Пока он пел и возносился над
властителями тьмы, – его наяда
в потоках света нежилась, но яда
ей чашу подносил уже Танат.
Пока его лирическое я
бессмертным становилося все боле,
как в водопаде капля и струя
они сливались, как ветра в Эоле…
Но в миг огня, пронзительный до  боли,
ее в пяту ужалила змея.


2. ОРФЕЙ

Лишь только Орфей оглянулся на Эвридику,
ведомую сзади умелой рукой Гермеса,
само Божество задрожало, подобно тику,
подернувшись мглою мифического замеса.

Он вышел тогда из пещеры как новый зодчий,
играя в хрустальные звенья младенца-мира.
Роскошней леса становились, а звери – кротче,
едва их биенье ключом отмыкала Лира.

А долее быть Аполлону в миру не надо:
над травами реяла ночь, и паслась кобыла.
Металась и тяжко стонала во сне менада:
убила кого-то любя, а кого, забыла…

Крестец потирая и чтя легендарный случай,
отселе забрел человек в лабиринты склепа:
то млел от укуса-искуса змеи гремучей,
то пробовал песню любви и рыдал нелепо.

И стойко сносил, лепеча ее парафразом,
весь холод в ногах, но в затылке сухое жженье,
сильней становясь что ни шаг, охватило разум.
Он глянул назад… Что там было? Лишь отраженье.


3. ГЕРМЕС

Монотонно-линялою лентой дорога ползла
вдоль обугленных скал, от которых с души воротило…
Две змеи восходили спирально по стержню жезла,
и глаза узнавали глаза под крылами светила.

Кадуцей, будто факел, в деснице сжимал Проводник,
олимпийскому свету вещая задумку большую:
сын эпической музы сюда не случайно проник
за возлюбленным призраком той, что держалась ошую.

Но не ведала тень, погребальный покров волоча,
на опавшую бабочку серого пепла похожий, –
у кого там вдали то и дело сбегали с плеча
беспокойные сборки плаща, распаляемы кожей.

Мышц поющие струны держали, пока он шагал,
нетерпение взгляда в узде, напряженно-упруги.
Впереди рисовался и слабо светился прогал,
где маячил в мечте серебрящийся образ супруги.

Только бог понимал, что в глаза бесконечно пылят
обещания прямо глядеть в человечьей повадке…
И сплеталися змейки его, эти хаос и лад,
эти Логос и Эрос, горящие яростью схватки.

Только бог понимал, что блаженных теней хоровод
не покинула та, что за ним поспевала нетвердо…
Человек впереди торопился – казалось, вот-вот
зазвучит и засветится тайным огнем его хорда.

Тут крылатый посланник – а время тянуть он не смел –
свою спутницу обнял с магической силой пройдохи,
обращающей стоны любви в голоса филомел…
И тотчас им ответили эха покорные вздохи.

Человек обернулся, о чем зарекался чудно.
Вспышки свет, и над прорвою Тартара твердь задрожала:
он двоих лицезря, обнаружил их слиток в Одно –
так вошло в его сердце зеркальной премудрости жало…

А в грядущее – Гебра уже забегала волна,
не дичась островка, где навеки почиет утрата.
И печаль, охватившая лиру, светилась, полна
глубиной ее гимна и ровным дыханьем Эрато…
 
Конец 2005