Воздушный замок Мерлина

Подземных духов окрыля,
он огорошил короля
грядущим крахом…
И тут же единым махом –
дабы поддержать во властителе бриттов веру
в свое могущество, и обреченную Гиневеру
заодно развлечь – развязал свой чудесный мешок,
и глубоко зондируя небесную сферу,
отколол фокусы,
от которых зрители впали в шок.

Он чересчур им показал…
И гости в пиршественный зал
вернулись, места
не различая. Белый призрак невесты
сквозь туман обещал уже море бедствий…
И от сгустка причины витком последствий
сотворился олень из воздуха – его гнали псы,
а за ними верхом, в незрячем соседстве
с онемевшим обществом,
неслась охотница небывалой красы.

Стремительнее виража
не видывали сторожа
земель Артура.
Чья б ни была сия креатура,
кою, в свою очередь, преследовал некто в латах –
оное вызвало бурю в королевских палатах.
И сейчас же от свадебного пирога
оторвались бойцы с быстротой пернатых –
защитить всадницу,
победить воина, оленю свернуть рога.

Лететь за чарами вдогон
взаправду мог бы только он,
могучий Мерлин:
он знал, что за лаз просверлен –
брешь, дающая течь из волшебного океана.
Но лихая наездница Ниниана,
сей каприз его вервия и жезла,
плод пучины, исчадие страсти, старая рана,
точно фата-моргана,
опять в свое марево уползла…

Тут с ним такое началось!
В желаньях пробудился лось…
Глаз ястребиный
прозрел, что нечего спорить с судьбиной,
даже ежели та грозит чернотой провала.
Не погаснет свет луноликого ее овала,
не иссякнут любовным зельем ее уста!
Так пускай бы она его в дерево вколдовала.
Наконец-то он понял,
как чаща, куда она скрылась, была густа.

Посланец в царствии людей,
великий маг и чародей,
творец короны
верховной, тайный жрец обороны
от нашествия ящеров, демонов, злобных тварей,
заклинатель стихийных сонмищ, в старинной сваре
укротитель мятежных отрядов, разбойных банд, –
по пути весь испробовав бестиарий,
прошмыгнул-таки зайцем
в зачарованный Броселианд.

То был величественный лес.
Но кто б на древо рысью влез,
заместо плёса,
горы, долины – зрел бы туман белёсый,
клубящийся в протяжение окоема,
в облака уходя; лишь лазурь одного проема
озаряла бессмертный клочок души.
И на миг отрезвившийся фокусник в два приема
снова сделался старцем,
осторожным в лесной глуши.

Но тут же бременем седин
отяготился паладин.
Свое величье
возненавидя, сходу принял обличье
безупречного юноши из не ведающих отказа,
кому сподручна любая шалость, прихоть, проказа.
И довольный собою, достиг вершины холма,
а увидев ее – предельной волны экстаза:
звездоока, как полночь,
была она, опасна как сулема.

И несразима как металл…
Казалось, лес захохотал;
взвилась чащоба
волос ее меднокудрых: «Еще бы
ты Тристаном запел – лучше стань похожим на павиана…
Я тебя полюблю как волшебница Вивиана
своего учителя – мастера тех чудес,
пред которыми мышья возня профана –
вековая волшба
многоопытных друидесс».

Ответный вздох – сосновый стон…
Удушья тягостный бетон
рванулся яро
всей ревностью демиурга!.. Отара
белокаменных туч понеслась безумной лавиной,
как из чрева вулкана извержена, долей львиной
поднебесья… И тут угодила ее лихва
равновесия созидательной половиной
в исступленное сердце
ужаленного волхва.

Тогда войдя в свои века,
он мысленно, как их река
от чар лоснится,
налюбовался вволю… Десница,
очертив окружность в подоблачном ветробое,
поразила перстом отверстие голубое…
И оно гортанью жалобного певца
зазвучало – так бьется вибрациями убоя
в основанье твердыни
заложенная овца.

И без канатов, без ремней
движенье облачных камней –
за глыбой глыба –
нарастало со скоростью резкого ветра, ибо,
шепча заклинания, насвистывая мотивы,
вещий старец со страстью Озерной Дивы,
нагнетающей пенную бурю клинком меча,
валуны воздушные перекатывал. И ретивы,
и послушны веленью,
они за ним мчались как епанча.

Взмах архитектора, и вот
вверху определился свод.
Мосты, аркады
взошли над смогом слоистой блокады.
Утвердились контрфорсы, зловеще роняя тени,
башни ринулись ввысь, в кучевой искупавшись пене.
И искусно воздушною кипенью проскользя,
в этот призрачный замок из почвы вползли ступени,
возвышая себя
над окрестностью донельзя.

Тряхнул завесою небес
волшебник, и зажегся лес
игрой берилла.
Над ним громада дворца парила,
подпирая лазурь, – аквамариновая в итоге…
И зазывно горели пленительные чертоги
позлащенными крышами – каждая что Грааль
опрокинутый, что винтовой дороги
на верхи Монсальвата
заклинившая спираль…

То были странные лучи…
Потом вручил он ей ключи
и подал руку.
Но она вперед подтолкнула его, и стуку
его посоха повинуясь, последовала до входа.
Его сила перетекала в нее с угрозой перерасхода.
И глуша под ногами тревожные крики птиц,
у загадочной сиды такая бурлила в крови свобода,
что, казалось, весь мир
перед ней распластался ниц…

Переступил через порог
великий Мерлин. Он продрог.
И ученица
вдруг накидку свою набросила на него. Клониться
стал учитель ко сну, подыскивая место привала.
Но и часто зевая, и кутаясь в покрывало,
вопрошал ее робко очами: довольна, мол?..
А когда чаровница его в межбровье поцеловала,
он, вконец обессилев,
на каменный рухнул пол.

Он, коченея, встать не мог.
Он слышал лязгнувший замок…
Качнулся замок
словно лебедь, выглядывающий самок,
на волне пространств увлекаемый черной – влево,
и уже омытый мощной струей напева…
Этот голос окреп и, как древо, миры потряс,
закружил их листвой… Распоясанная Нинева
над плодами времен
начинала победный пляс!

…День угасал, и дотемна
холмы одели рамена
в зари багрянец.
И на лоне его чародейский танец
в завихреньях неистовых пояса адской дщери
загорался и гас, точно факел в сырой пещере…
И жестокие знаки рунического письма
выводили стати ее. Зверь близился, зубы щеря.
Трут опасно чадил.
И кругом наступала тьма.

Лета ли минули, века,
когда он сено тюфяка,
привстав, нащупал?..
Там в углу то ли факел дымил, то ли жупел…
Висли тени, гулял по стене лиловый оттенок.
Мозг пылал, отряхая пепел былых оценок;
лишь единственной мысли петляющая тропа
не сдавалась, уже обживая души застенок,
алча смерти
от лунного диска или серпа.

Зовущее, как сто трясин
в себя вобравший апельсин,
ночное солнце
не вмещалось в узенькое оконце.
Но его владычество в теле своем разбитом
узник чувствовал, еле бредя по холодным плитам
под зловеще терзающий слух немоты трезвон.
И уже почти различая просвет вдали там,
он проклятую
высадил дверь и рванулся вон!

Его овеяло всего
не обещавшим ничего
песком разлада –
там вины бесконечная анфилада
открывалась, меняя виды и положенья,
как и сколько хватало силы воображенья…
И над бедным кудесником, тщательно ворожа,
чья-то мглистая длань измывалась и, весь броженье,
он, как соль, растворялся
за гранями миража.

Последний воздуха глоток…
Круг сжался. И забил поток
из бездны Аннун!
И увидел разверзшийся океан он,
леденея от страха сорваться в пучину Рока…
И схватившись за сердца кремень, во мгновенье ока
высек искру из камня… крушащихся стен дворца!
И взлетела она, несказуемо одинока.
И расщелина неба мелькнула
в луче Творца…

Осень 2004