Он разговаривал с ней часто

Он разговаривал с ней часто.
Из мрачной глубины своей
он извлекал лишь перед ней
куски души: то безучастно,
то робко, тихо веки сжав,
то с грубым, сладким раздраженьем;
порой с глухим изнеможеньем,
тоску бессильную приняв.
Он перед ней бросался в омут,
пытаясь мысль соединить
с умением неловким – жить,
смирив в груди глухие стоны.
Он всю ее собой изранил,
пронзив болезненной тоской.
И сжатой, скомканной душой,
боготворя ее, тиранил.
В ее объятия бросался.
И верил ей, и верен был.
И в ласках неземных творил,
и смело Космоса касался.
Но сам блаженство разрушал:
внезапно, сильно, безнадежно,
неистово, неосторожно.
Бесстрастный…сам себе вандал.
А после, глядя на руины,
ласкал презренье и печаль.
Жалел себя, и было жаль
ту, что в тот миг его седины
всё целовала, как дитя,
и преданно в глаза смотрела,
и улыбалась, и бледнела,
его же голосом шутя.
И он, в чаду и онемении,
души лохмотья и куски
в кровавом месиве тоски
ей отдавал с мольбой прощения.
Она любила его нежно.
Он был сокровище её.
И было счастьем для нее
служить его любви небрежной.
Она лечила его раны,
над ним тихонечко склонясь,
и плакала, о нем молясь,
маня красою первозданной.
Она его рукой водила,
все строки знала наизусть.
И тормошила его грусть,
и радость детскую будила.
Она всегда его томила,
она всегда была щедра,
и лучезарна, и добра.
И словно дьявольская сила
его влекла к ней неустанно.
Он ждал ее и в клочья рвал.
И клочья страстно собирал,
целуя вкус их долгожданный.
Он долго жил с душой разбитой.
Он падал. Снова воскресал.
Он светел был. Много страдал.
Любил…и был сосуд закрытый,
наполненный самим собой
и той, что так его любила
и до конца боготворила.
Она была его МЕЧТОЙ…

22.01.15