Плоды шелковицы
сети в баркас выбирают ловцы у мыска;
сын, как мне странно, живёт в иностранной столице,
имя которой мне дорого с детства – Москва.
Горстка политиков кинула Крым, словно карту
в грязной игре, впрочем, кинула целый народ;
грусти моей и разлука, конечно, соавтор,
но и обида на глупость шановних господ.
Русский язык не по нраву панам, не по нраву,
борются с ним ни ума не жалея, ни сил,
нынче при въезде в любимую мной Балаклаву
требует страж, чтоб на мове я с ним говорил.
Ах, я опять отклоняюсь в «презренную прозу»,
и подсластить её нечем, – что выжмешь с нуля?
Видно, из сердца не выдернуть эту занозу,
эту хрущёвскую барскую пакость Кремля.
Нам не однажды икнётся подарочек этот,
нам в «незалежной» трудней и трудней всё дышать,
если б я не был душой чисто крымским поэтом,
может быть, так не болела за крымскость душа.
Может быть, так не теснились на сердце обиды,
может быть, так не страдал от политики злой,
окна веранды лозой виноградной обвиты,
воздух Тавриды на славе настоян былой.
О, как пируют дрозды на ветвях шелковицы!
О, как нуждается стих мой в последнем мазке!
Сын, не привыкну, живёт в иностранной столице,
с детства которой привык я гордиться – в Москве.
13-07-2009
Свидетельство о публикации №115030700114