Спички

Выкладывает из спичек на кухонном столе "Я тебя люблю". Смешные "я" получаются, как ромбики на ножках. Предлагаю сувенирные взять, Rothmans, у них головки синенькие, красиво получится. Упрямый, не любит, чтобы ему указывали. Спички так и будут валяться на дне глубокого ящика, рядом с резной шкатулкой, полной записок.
Записывает на листочках стихи. Казалось бы - вот, несколько пачек бумаги лежит. Нет же. Берёт черновики: на другой стороне отчёты, бизнес-планы. Пишет, но не показывает. Рвёт на мелкие кусочки. Остались бы спички - сжёг бы. Но нет, все ушли на "я тебя люблю"...
Я люблю  смотреть на него, "кухонного". Подпираю подбородок рукой и любуюсь. Так, наверное, какие-нибудь жены декабристов любовались своими мужьями. Ведь у них ничего и не было больше, только вот эта любовь, сметающая все преграды. Любовь вопреки всему. Я люблю его.
Смотрю молча, как хмурится, выводя буквы на белом листе. Смотрю, как спички ломает, задумавшись над чем-то. Хочется обнять его за шею, посмотреть в глаза, поцеловать так, чтобы "отступила война". Я ещё люблю его и за то, что с ним нелегко.
За окном дождь, в кухне уютно и тепло. Футболка его пахнет корицей. Сегодня у нас шарлотка. Неизменный кофе, негромкая музыка. Наш маленький узкий мирок. Наша атмоcфера. Наша вселенная.
Не удержалась: пальцы соскользнули с чашки, нашли его ладонь. Я люблю держать его за руку. Ничего не боюсь с ним. Хотя он обычный человек, для меня он - мой личный Бог. Такой серьёзный, умный, строгий иногда. Бог, футболка которого пахнет корицей. "Так вот почему, когда у нас шарлотка, ты обнимаешь меня чаще!"
Улыбается. А я сижу, подперев рукой подбородок, как сидели, наверное, все женщины до меня и будут сидеть после. Я думаю: "Как же я люблю тебя. Мой Бог." А потом, когда он крепко спит, утомлённый любовью, я иду в кабинет и читаю на диктофон то, что не решаюсь сказать за чашкой кофе. Голос дрожит, дыхание сбивается, но я всё равно отправляю по привычке на электронный адрес.

"Мне нужно с тобой всё".