Израиль

Это мой Израиль ранний



Это - море, это - небо, это - солнце припекает.
Это - речи незнакомой звук гортанный и чужой.
То ли мне на солнцепёке Украины не хватает?
То ли петь, а то ли плакать мне с давидовой звездой?
 
Это мой Израиль ранний. Вечный жид, дорогой бредя,
прилетел - неугомонный - многотысячной толпой.
Кто я, где я, что мне делать, кем мне быть теперь на свете:
то ль разменною монетой, то ли гривной золотой?

Наработать хлеба детям, пригласить удачу в гости,
научиться на иврите жить, смеяться и любить.
Да родительские мальвы на украинском погосте,
да московскую рябину возле дома не забыть...


 
Козий сыр, зелёные маслины



В детстве я увидела картину:
горный склон виднелся вдалеке,
козий сыр, зелёные маслины -
завтрак на расстеленном платке.

И стоял кувшин на тряпке белой,
гордый молодым своим вином,
и парил орёл, и вдаль летела
тучка в небе сине-голубом.

Как мечтала я о пасторали,
как любила вкус маслин зелёных!
В снах моих овечки разбредались
по библейским каменистым склонам.

Мы с тобой сидим, как на картине:
утро, овцы, зной, воды глотнуть...
Вот они - сыр козий и маслины -
стоит только руку протянуть.
 


В Иерусалимских горах



Козьи тропы, белые одежды,
зев пещеры тёмной под скалою -
здесь застыло время: всё, как прежде,
несколько веков назад с лихвою...

Пастуха свирель играет тихо,
будто в мире завершились войны -
ни ракет, ни кризиса, ни лиха! -
лишь овечий хор поёт нестройно...

На горе соседней - рядом, близко! -
серпантин дороги многоликой:
золото церквей иерусалимских,
таинство Стены, с мечетей крики.

А на этой - смаковницы крона,
овцы, тень оливы на пороге,
пыль тропинок на скалистых склонах
сохранила отпечаток Бога...



я куплю твою подпись, поцелованный богом!



Сегодня в новостях передали, что всенародно любимый израильский художник Менаше Кадишман продаёт свою подпись за деньги в порту Тель-Авива, чтобы рассчитаться с долгами...

***
Продавал свою подпись гениальный художник
в Тель-Авивском порту, в подпоясанной тоге,
босиком… Не нашёлся в этом мире сапожник,
чтоб обуть гениальные, вечно бОсые ноги!

В белоснежной рубахе, по ручьям горных речек -
сто пластмассовых смайлов! Как Господь... как в раю...
Под портретами нежных человечьих овечек,
на улыбках и рунах ставил подпись свою!

Что случилось, Художник? Почему свою душу,
крыльев ангельских пару и блаженный кураж -
за сто шекелей пошлых, за деньгу, за полушку! -
совершаешь скандальный городской эпатаж?

Завтра пасмурным утром, тель-авивским дорогам
на везенье отдавшись, прямо к пОрту спущусь -
я куплю твою подпись, поцелованный богом!
Может, даже к ладони прикоснуться решусь...


 

Танцевала Африка иссине-чёрная...



Танцевала Африка иссине-чёрная
на белых улицах южного Тель-Авива.
Эфиопки юной фигурка точёная
под звуки там-тама босиком кружила...

Рослые парни, темнее ночи,
танцевали белками, зубами белыми.
Широкие брюки, приспущенные очень,
мелькали в воздухе, такое выделывая!

Кричала Африка под барабаны,
рабством своим современным брезгуя!
Плечом к плечу плясали суданы,
вперёд пропустив брейкующего конголеза.

Рок и флейта ритмично раскачивали
косы и волосы разноцветного этно.
Голоса и фигуры постепенно утрачивали
черты индивидуумов конкретных...

Орала Африка в свингующем танце
на южных границах богатого мегаполиса!
Тротуар обоссанный в районе иностранцев
окружался, на всякий случай, "by police".

Случайные зрители подтанцовывали,
симпатизируя этой "чёрной" шалости.
Отплясывала Африка костью берцовой!
Подрагивало сердце внутри от жалости...



В Израиле... на русском языке...



Я ехала с сотрудником в машине
по утренней дороге на работу.
Всходило солнце и шуршали шины...
Друг другу поверяли мы заботы

и новости последних дней. Учили
нехитрых русских фраз белиберду.
И эти упражнения носили
обыденный характер. На ходу

вдруг он сказал: - Ты спеть мне обещала
романс старинный русский. Это можно?
Я встрепенулась, воздуха набрала -
и первый звук пропела осторожно...

И  - голос зазвенел, набравши силу! -
в романсе шар кружился голубой...
Машина вдоль по трассе проносилась,
как тройка с колокольцем под дугой!

Я - пела! -  и про снежную равнину,
и про сирень, цветущую в саду...
Я пела в полный голос! И машину
все пропускали, пялясь на ходу

на тётку сумасшедшую, что пела
с самозабвеньем, с русским удальством!
Попутчик улыбался. И летела
душа наружу с лёгким ветерком!

Я пела о любви и о тревоге,
что до поры хранила на замке...
Звучал романс на утренней дороге
в Израиле... на русском языке...



Не хлебом единым...


В Яффском порту есть театр слепо-глухо-немых. "Прикоснись!"  - это его название. На сцене - слепо-глухо-немые актёры пекли хлеб, рассказывая о своей судьбе...
После спектакля "Не хлебом единым".


"Не хлебом  единым"... Чувствительность пальцев
диоптрией мерить... Замешивать тесто
пред залом на сцене, в кругу постояльцев,
где каждый имел неизменное место,

где ни милиметра ни вправо, ни влево,
а твой монолог - переводят руками...
А тесто месилось и сытно белело
на сцене, расцвеченной прожекторами!

Несвязная речь объяснялась экраном.
Веселие лиц объяснялось искусством.
И корочкой хлеб покрывался румяной,
и выпечкой пахло, - домашней и вкусной!

И каждый актёр разговаривал с залом
лицом и руками... В каком-то бреду
потерянно публика в зале молчала...
заплакал ребёнок в четвёртом ряду...

Зависеть от прихоти ветра, рукою
внимать настроение поводыря, -
боюсь, что в сравненьи с такою судьбою,
ничтожной покажется горечь твоя!

А хлеб выпекался! И вкус его прочно
вязался с виденьем прижмуренных век…
Я съела горбушку, - но знаю я точно! -
не хлебом единым живёт человек!



Как делали мозаику старинную



Как делали мозаику старинную
в монашьих кельях под Иерусалимом?

От вора, от зверья и от разбоя
хранились камни, что несли с собою.

А привозились камни издалёка,
ценимые, как жизнь, как дух, как око...

В мешках заплечных, ночью африканской -
японский розовый и чёрный итальянский,

афганский синий с русским сердоликом -
скрывали красоту под грубым ликом...

Потом, в тиши пещер, сверкали камни -
их шлифовали грязными руками!

Соединив фрагменты воедино,
вливались камни в общую картину

мозаики монашеской церковной!
Стыдились камни бедной родословной -

что из монашьих собраны котомок...
Замрёт пред вечной красотой потомок,

мозаики богатством очарован!
Здесь в каждом камне чей-то дух закован...




Музей. Иерусалим



Стеклянный куб, бетонные пролёты, -
аристократ в технократичном теле -
на гор святых вершины для чего-то
архитектуры чудеса надели...

Хрустальный отблеск стен угоден богу,
а горный воздух обостряет чувство...
и замирает сердце у порога
хранилища свидетельств и искусства!

А там, внутри, в тени от войн и света,
светИтся тёплым перламутром кожа
"фламандцев", в алый пУрпур разодета
знать - куртизанки и монархи тоже...

Полощется Дега. СкирдОй Ван Гога
намечен контур чувств. Мулаткой красной
Гоген дразнИт столпов элиты строгой…
и Ренуар с Сезаном не напрасно

в душистом воздухе сирени и камелий
дают намёком Абрисы баркаса...
Там, в этих залах, тысячи немели
от дам геометрических ПикАссо!

И храм Искусства, вне границ, вне веры,
окутал сердце щедрыми дарами...
А там, снаружи, расходились ветры! -
стучали в дверь разрушенного Храма*...


*Иерусалимский Храм являлся центром религиозной жизни еврейского народа между X веком до н. э. и I веком н. э. Храм располагался на Храмовой горе в Иерусалиме. Согласно иудаизму, Храм будет восстановлен в будущем и станет духовным центром для еврейского народа и всего человечества.



Над развалинами Шивты...



Ах, какие небеса! Над безмолвием пустыни
с безрассудством Византии солнце щедрое палит...
На развалинах церковных, сохранившихся поныне,
череда святых купелей отсвет давности хранит.

Над капеллой первородной, да над винными чанами
жизнь торговая кипела, плодоносила, цвела!
А сейчас над базиликой, славной щедрыми дарами,
в бесконечной синей выси - лёт пустынного орла...

Над развалинами Шивты* под певучий шелест ветра,
под песков зыбучих шорох - зной  историю творит...
Эти стены повидали много дней - лихих и светлых! -
жёлтый камень знает много, и о многом говорит!

Для меня милее нету тех истоков, тех мгновений,
тех внезапных провидений - голос крови, правды зов! -
пыль веков, краса развалин, да глубоких откровений...
в неизбывности сомнений... в окружении веков...




* Город этот, расположенный на севере пустыни Негев, хранит 2000-летнюю память о расцвете и упадке Набатейского царства. Шивта – один из наиболее захватывающих археологических объектов Израиля. Внушительные размеры пустынного города, наряду с отличной сохранностью его архитектуры, позволяют бродить здесь часами, не чувствуя ни усталости, ни скуки. Когда приходит осознание этой мощи и значительности, начинаешь, наконец, понимать что подразумевают археологи, говоря о «настоящем» древнем городе.



Медные копи царя Соломона



Медные копи царя Соломона*,
красные скалы...
Ветром пустыни, сухим и солёным,
лица ласкало!
Древние гимны пустынной долины
спали в отрогах
розовых гор, что венчались козлиным
загнутым рогом,
ланью пугливой на пиках отвесных,
лётом орлиным...
Армией каменной в узницах тесных
спят исполины!
Спят, облачённые в яркие стразы,
сны фараонов...
Здесь брали золото, медь и алмазы -
мощь Соломона.



* Парк Тимна – медные копи царя Соломона.
В двадцати минутах езды на Север от Эйлата, в одном из разломов гор, находится удивительная долина, некогда бывшая медными копями царя Соломона. Сейчас это место называется "парк Тимна", и его посещают многочисленные туристы. Парк – это долина, окруженная отвесными скалами, высота которых иногда достигает почти девятисот метров.



Еврейская свадьба


Была хупа*, невеста в белом,
раввин, родители, кагал**.
Жених, - струной, звенящим нервом! –
на возвышении стоял.

И символически раздавлен
стакан, как символ прежних лет.
Ктуба*** подписана, приправлен
богатый яствами обед.

Но вдруг прошли столами между,
нежданны, зычны и легки,
одеты в белые одежды
с библейским шиком пареньки!

Затрепетал и вскинул руки
орлиным жестом наш жених! -
в песках барханов плыли звуки,
верблюд к источнику приник...

В каких веках движеньем этим,
откинув голову назад,
плечом ведя под гул столетий,
еврейский мальчик вскинул взгляд?

Олений трубный глас шофаров****,
истории безликий счёт, -
под барабаны и фанфары
сам царь Давид к жене идёт!

*Хупа - балдахин, под которым еврейская пара стоит во время церемонии своего бракосочетания.
**Кагал - собрание народа, сход.
*** Ктуба  - это еврейский брачный договор.
****Шофар  -  еврейский ритуальный духовой музыкальный инструмент, сделанный из рога животного.