История восприятия

Родилась я на плоскости, созданной моим папой. Он на ней живет и по сей день. Она основательная, хорошо видная, четко очерченная. В ней нет изъянов, словно скользишь на коньках. Но в эту безупречную гладь вошла моя волшебная мама, которая ничего не понимала в плоскостях, она ведь кружево, развеянное над ней, нежное облачко, желавшее украсить стекольную сущность. И вот, в один из весенних дней, появилась я, упавшая с кружева вниз, на твердый стекольный лед, ударилась, проехалась далеко вперед, потом развернулась и назад, и меня все время ловили родные руки, указывая верный путь к дому. Со временем кружево, колыхаемое ветром, опускалось все ближе и ближе, пока окончательно не покрыло ровную гладь поверхности.

Начало оно падать, когда я только осознала, где продаются коньки. Купила их и уехала. Подальше от нежного кружева, растаявшего во льду, и растоптанного другими фигуристами. 

Приехала я в плоскость цветной пустыни, омываемой морем. Море наступало на песчинки, но они в свою очередь собирались вместе и кружили, пока волна не отойдет далеко. Коньки мои никому не были нужны, поэтому я поменяла их на ласты. Синие с разводами. Песчинки оказались такими яркими, каждая из них знала что-то другое, светилась под собственным углом, преломляя как ей вздумается упрямый солнечный луч. Ходя босиком по такому песку, ты ощущаешь радость от согревающей теплоты, раскованность, думаешь, что вот она свобода. Твои пальцы омывает шумящая волна, зная свои границы. Но плоскость цветной пустыни оказалась опять лишь плоскостью, в которой никто не знал про стеклянный прозрачный лед.

Потом была черно-белая плоскость, в которой доминировали прямые линии, фигуры, напоминающие мне лед из детства. Из линий мы создавали длинные линии, пытались их переплести между собой, создать из них струны, чтобы они превратили фигуры в музыку. Но они вибрировали беззвучно, не подпуская к себе. Стирая пальцы до крови в надежде хоть немного услышать мелодию, которую так отчетливо мог себе представить, в один из дней выдрала струны, взяв их с собой, и перепрыгнула ну другую плоскость.

Это оказалась плоскость больших кругов. Каждый из них был настолько большой, что никак не могла понять, почему внутри него не находится все, что есть вокруг. На окружности стояли большие насосы, задувающие вовнутрь все, что мелькало. А в центре была пустота. Хозяин круга видимо отлучался, чтобы не мешать насосам. Гуляя и навещая круг за кругом, нельзя было вспоминать ни о песке, ни о льдине, ни о черно-белых странствиях. Каждый круг имел свой закон.

Сжимая в руке струны, завернутое в кружево льдину, мокрый песок и брелок ввиде круга, подаренный мне, я устала. Устала искать нужную плоскость, которая бы признавала присутствие другой. О существовании друг друга они знали, но совершенно не хотели взаимодействовать, пользоваться красотой, знаниями, мудростью каждой. Грустно.

Укутавшись в кружево, я закрыла глаза, прыгнула вверх, улетая далеко от двумерных пространств. В моих ушах шумел ветер, щекоча. И только тут я раскрыла глаза. Вокруг меня были 4 плосости, каждая из котрых создавала треугольный замкнутый мирок. Границы пересекались, в них были видны проблески мерцания. Углы переливались и искрились брызгами, которые доходили до меня. Все четыре протягивали ко мне свои перламутровые лучи. И в этой радуге цветов я стала счастлива. Позже я пойму, что таких пирамид целая совокупность, и каждая из них это мы сами. Но тогда я просто стала впервые счастлива , прикасаясь к вечности.

07.10.2013