Я жил в почтении к народу

Я жил в почтении к народу.
И в честь его я был готов
писать и здравицы, и оды.
И искренней была любовь.

Но что потом со мною стало?
И почему мой дух ослаб?
Что сердцу строго приказало
судить и мужиков, и баб?

Я знал:
их жизнь была нелегкой.
Но смысл ее мне был далек:
родить, поесть, напиться водки,
по-рабски принимать пинок.

О, эта русская покорность!
Нет, не простой она была:
она глушила тех, кто горном
сзывал на светлые дела.
И в темноте своих несчастий
искала – чья была вина.
Ломала спину несогласным
всегда и злобна, и хмельна.

Не слышен голос гражданина
средь нищеты или утех.
Он сам в своей судьбе повинен –
простой российский человек.

Он всех предал:
тот был изруган,
тот сослан, скован, осужден.
Там друг писал донос на друга
и верил в то, что друг – шпион.
Там делали вождей иконой,
ниспровергая вместе с ней.
Там новым идолам поклоны
привычно били всё сильней.
Там грех с годами не померкнет.
Там не подведена черта
крушенью судеб, жизней, церкви,
царя, крестьянина, Христа.

И тем народ стал ненавистен,
второго в мире не сыскать,
что поминать мог так нечисто
такую чистоту, как мать.

Готов простить изъян любой я,
понять все сложности готов,
но сердцу не дает покоя
замшелость душ и мгла мозгов.

Не отличит рассвет от ночи,
от правды – вымысел и ложь –
народ, что к зависти охочий,
в своих желаниях  ничтожен.

Судьбу выстраивают люди.
не бог, не царь и не герой.
Так было. Есть. И вечно будет,
где личность сменена толпой.