Дядя Саша

Вообще-то должен был ехать муж, но она сумела заставить его отказаться от этой затеи: «Поеду я! А ты возвращайся в квартиру брата и ложись-ка, мил человек, в постель, предварительно укутавшись во что-нибудь потеплее! С такой температурой шутить опасно» Он немного посопротивлялся, но видимо так плохо себя чувствовал, что вынужден был согласиться, выторговав возможность проводить её до поезда. Он ненавидел Москву... Она пугала его своим многолюдием, обилием снующих туда-сюда каких-то непонятных личностей, которых его взгляд почему-то, в отличие от её, выхватывал из толпы моментально и безошибочно... В Москве, по его мнению, всего слишком! Но её это не тревожило абсолютно. Никогда не пугала возможность «заблудиться в каменных джунглях», что постоянно тревожило её подруг. «Метро не Сусанин - смеялась она над их страхами - Точно доставит туда, куда тебе нужно, если только ты знаешь куда!»

Поезд до Самары отправлялся ночью. Проталдычив ему несколько раз, как он будет добираться к брату на Люсиновскую, она прошла в свой вагон. Почему в Самару? Зачем? А потому, что именно оттуда к ним пришло уведомление примерно вот такого содержания: «Ваш сын доставлен в самарское РОВД... Просьба забрать...» Дело в том, что их несовершеннолетний (неполных 16 лет) сын со товарищи совершил уголовно наказуемое преступление ещё в январе месяце и ударился вместе с другом в бега, не очень, как видно, осознавая бесполезность этой затеи. Задержали их как бродяг где-то в Новосибирске и этапом доставили в Самару.

За прошедшие три месяца она выплакала все слёзы, занимаясь «мокрым делом» тайком от мужа, всячески оберегая его больное сердце от дополнительных тревог, как будто это было возможно... Но так уж получалось, что в их семье именно ей приходилось быть сильной... Ей, а не ему... Вот и на этот раз его организм на сильнейший стресс ответил повышением температуры почти до 40 градусов...

Место в вагоне досталось последнее, возле самой двери в туалет, откуда сильно сквозило, благо, что хоть на нижней полке. Ночь прошла кое-как... Утром быстро умывшись, она собрала постельные принадлежности и села у окошка. Март не особенно красив... Ещё заснеженные поля и голые деревья мало чем могли привлечь к себе чьё-то внимание. Но ей сейчас было не до мелькающих за окошком пейзажей вообще... О чём она думала? О сыне? Нет... Больше всё-таки о муже: как он доберётся до дома в Туле? Дело в том, что Сергей был аллергиком и поэтому не мог помочь себе медикаментозно - на любой лекарственный препарат моментальная реакция, вплоть до отёка Квинке...

За окном размеренно «бегущего» поезда тянулось какое-то бесконечное белое ровное поле, всё усеянное чёрными точками... Птицы? Словно очнувшись от своей созерцательной прострации, она обратилась к сидевшей напротив женщине весьма преклонных лет с вопросом: «Откуда здесь столько птиц?» «Каких птиц?» - с явным  недоумением отозвалась попутчица. «Да вон там, посмотрите, на поле» «Вы, что, впервые тут едете?» - неожиданно расхохоталась та. «Да! Но почему вы смеётесь?» «Милая моя! Это Волга, а ваши, как вы их там назвали «птицы» не кто иной, как рыбаки!» «Да?! Вот уж действительно...»

Забрать сына не получилось... В то время, пока она разыскивала нужное ей РОВД, его посадили в самолёт и отправили прямо к месту прописки, то есть в Тулу. Опоздала... Вернувшись на вокзал, обнаружила, что билетов до Москвы нет ни в одной из многочисленных касс. Человек тридцать таких же бедолаг, как она, напрасно метались из одной очереди в другую вот уже пятый час. За окнами вокзала давно уже было темно. «Что делать?» - пульсировала тревога в разболевшейся так не вовремя голове... За это время она как-то познакомилась без представления друг другу с высоким молодым парнем, студентом, которому тоже позарез было нужно в Москву. Договорились, что встанут в очередь у разных касс и, в случае появления в той или другой билетов, помогут друг другу их взять, что вскоре благополучно получилось.

Поезд «Ташкент - Москва» прибыл в Самару в 00 часов и 00 минут... Мгновение безвременья, которое всегда пугало её какой-то затягивающей в бездну пустотой, длившейся и не минуту вовсе, а очень и очень, как казалось, болезненно долго... Но сейчас над этим раздумывать было некогда: стоянка длилась всего пару минут... И как только они с этим мальчишкой вскочили в тамбур нужного вагона, состав тронулся с места, постепенно набирая обороты...

В вагоне было слишком жарко натоплено... Проводник, очень полный и какой-то евнуху подобный с лоснящимися щеками узбек, что-то прошептал её попутчику и куда-то увёл за собою. Она осталась одна... Внезапно двери одного из купе с шумом отъехали и оттуда сально, как ей показалось, ухмыляясь появилось точно такое же, как у проводника, лицо и принялось призывно жестикулировать, приглашая к себе... Она была уже далеко не девочка и в свои тридцать шесть лет много чего знала "за жизнь" и мало чего в ней боялась, но вот тут почему-то по спине пробежал какой-то весьма неприятный тревожный холодок вплоть до того, чтобы сорвать «стоп-кран» и немедленно выскочить прямо в ночь...

«Остынь! - приказала она самой себе - Ну, и выскочишь, если позволят... а дальше что? До Москвы пешком пойдёшь?» Дверь, словно что-то поняв, тут же закрылась, чтобы через секунду распахнуться вновь. Но на этот раз оттуда выглянула молодая приветливая женщина и с улыбкой спросила: «Вы до Москвы?» «Да!» - ответила она. «Пойдёмте к нам, не бойтесь! Мы с Мишей выходим в Сызрани, а вот дядя Саша поедет до конца!» И продолжила, закрывая за спиною дверь: «Вы не могли бы ему там помочь? Дело в том, что он совершенно не знает Москвы, никогда там не был, а ему нужно будет делать пересадку!» «Господи! Да, конечно! - выдохнула она с облегчением, совершенно успокоившись, уже удивляясь тому, каким обманчивым бывает первое впечатление - Непременно! Можете даже не сомневаться в этом!»

А дальше... Дальше всё было, как в сказке... Миша с Розой ехали с ними ещё что-то около двух часов, заполненных смехом от искромётных шуток этого самого «ужасного» Миши, который так напугал её своим появлением... За это короткое время она стала им чуть ли не близкой родственницей и желанной гостьей в любое время года и суток: «Вот, как только сойдёшь с поезда в Сызрани, так прямо к любому там подходи и спрашивай: где живёт Миша-татарин? И тебя тут же приведут к нам с Розой! Поняла? Вот номер телефона на всякий случай. Муж-то у тебя есть? Хотя, о чём это я? У такой баба, как ты, и чтобы мужа не было?! Ни в жисть не поверю! Приезжайте вдвоём! И так чудно, что одна-то... У нас, знаешь, какая рыбалка?» Она молча слушала и, улыбаясь, только кивала головой... Как оказалось, они познакомились с дядей Сашей в Ташкенте, куда ездили то ли на свадьбу, то ли просто к родственникам в гости, и теперь вот возвращались домой, изрядно нагруженные всевозможными подарками и гостинцами, весьма щедрую часть которых Роза сейчас  выкладывала на столик купе со словами: «Вам ещё долго ехать! Кушать не один раз захочется... Так вот вам от нас, чтобы не беспокоиться о таких «пустяках»... Расцеловав её на прощание в обе щеки, шумная пара покинула вагон в Сызрани, предварительно переговорив о чём-то с провожавшим их, как хороших знакомых, проводником... Как следствие этих переговоров было то, что до Москвы их с дядей Сашей никто больше не потревожил - так и доехали вдвоём в четырёхместном купе.

Они сидели друг напротив друга молча, не зная как завязать новый или продолжить прежний разговор. Он, по всей видимости (в последствии так оно и оказалось) фронтовик, седой, щупленький, не высокого росточка, чего-то сильно и явно смущался... В купе было невыносимо душно... Она поднялась, достала из дорожной сумки длинный халат и пошла в туалет переодеться... Вернувшись через некоторое время обратно, обратила внимание на то, что и её сосед тоже успел переодеться в нейлоновый толстый спортивный костюм и уже лежал на своей полке, прикрыв глаза... «Половина четвёртого! - подумала она, посмотрев на часы - Хоть немного бы поспать...» - и тоже легла, повернувшись к нему спиной. Выключили свет. Дышать почему-то стало ещё труднее, чем было при свете... Изнывал от невыносимой духоты и попутчик... И вдруг, удивляясь самой себе, она проговорила: «Ну, вы там как хотите, а я раздеваюсь - дышать просто нечем...» - и решительно скинув с себя халат, осталась в одном белье...

Утром, проснувшись, взглянула на своего попутчика: он тоже спал в одних плавках... Усмехнувшись, быстро накинула халат и вышла в коридор... Когда возвратилась обратно, сосед был уже полностью экипирован  в тот же самый строгий костюм, в котором был накануне, и всё также смущённо смотрел за окно, спрятав руки между коленей...

«Доброе утро! - произнесла она, улыбаясь - Давайте знакомиться! Ночью как-то было не до того: Валентина!» «Дядя Саша!» - тихо ответил он и снова отвернулся к окну. «Десять часов. Пора бы нам и позавтракать! - решила она взять инициативу в свои руки - Не возражаете? Вон нам сколько всего тут оставили люди-то добрые! А я, ведь, было испугалась этого Мишу, хотела даже с поезда спрыгнуть, представляете?» - вдруг вспомнив свои первые минуты в поезде, рассмеялась она. «Валя! Вы ешьте-ешьте! А я не хочу!» - тихо и как-то обречённо проговорил её спутник. «Ну, нет, дорогой мой! Так у нас с вами дело не пойдёт! - решительно возразила она на это заявление - С чего бы вдруг вы-то есть не хотите?» - и растерянно замолчала, увидев как по его щеке сползает на колючий подбородок слеза... Вот уж чего она не могла видеть, так это слёзы... Наверное потому, что слишком много приходилось плакать самой. Но одно дело слёзы женские и совсем другое мужские... Сердце сразу же зашлось в какой-то невыносимой тоске...

«Дядя Саша! - подскочила она к нему - Я что-то не так сказала или сделала? Чем-то обидела с дуру?» «Нет, нет, дочка! Что ты? - заторопился он успокоить её - Ты тут совершенно ни при чём... Просто...» - и вдруг, решившись, достал свои руки и положил их на самый край столика... Валентине никогда до этого не приходилось видеть подобного кошмара: они «жили» отдельной от всего тела жизнью... и никак не хотели подчиняться этому мужчине, своему хозяину - плясали, ходили ходуном... Он, конечно не мог не заметить её растерянности и удивления, судя по сдавленному то ли вздоху, то ли всхлипу. Рассердившись на саму себя, Валя тут же произнесла: «Ах, вот оно что... Но, дорогой вы мой человек, это совсем не повод для того, чтобы объявлять голодовку! Вот эти замечательные продукты просто оскорбились бы продолжай вы упорствовать, чего я вам позволить не могу. Болезнь никого не красит... И смущаться тут нет никакой причины, на мой взгляд... Все мы под Богом ходим... Я буду кормить вас сама, хорошо?» «Нет, нет, что вы?» - попытался было протестовать он, но, как говорят, не на ту нарвался... «До Москвы ещё очень далеко... Полдня ещё качаться, да и в Москве... Как хотите, но я не могу вам позволить всё это время оставаться голодным, тем более когда столько всего на столе! Кстати, а куда вам в Москве-то нужно?» «На Курский вокзал, там у меня пересадка на другой поезд, я в санаторий еду от военкомата!» «На Курский? Да это же мои родные места! Мне и самой нужно туда же! - продолжала балагурить Валентина - Никаких затруднений там у нас с вами не возникнет! Я тоже не москвичка, в Туле живу, а в Самаре была по делам...»

И неожиданно для себя выложила этому чужому, случайно встретившемуся дяде Саше всю свою подноготную: и про нелады в родном доме с собственной матерью, которая к ней относилась как и не к дочери вовсе, а как к падчерице какой, и про мужа, который любил «залить за воротник», а во хмелю бывал буйным, и про сына, про то, что он натворил, испоганив тем самым и свою и родительские судьбы... А он, не успевая как следует прожёвывать то, что она не забывала класть ему прямо в рот (маленькие кусочки жареной курицы, лепёшки...), рассказывал ей про свою беду, про своё невесёлое житьё со снохой, которая после смерти его сына совсем стала просто ведьмой безжалостной... «А, разве, я виноват, что вот такое со мной приключилось-то? Сначала погиб сын... Он на планере летал в горах... соревнования какие-то... разбился, врезавшись в гору. Жена и сорока дней не прожила после него... А уж как схоронил и жену, вот и прицепилась эта трясучка... Куска хлеба, не раскрошив, в рот положить не могу. А она кричит всё время... При ней и вовсе... и так трудно, а тут... Внуков настроила... Я удавиться хотел, но боюсь Там с женой и сыном не встречусь... Плохо мне, ой, как плохо без них...» - в голос уже причитал он... Валентина когда-то пересела к нему на полку, и очнулась от того, что сидит, крепко прижав этого совершенно чужого ей, незнакомого человека, к своей груди и оба они, не стесняясь друг друга, ревут в голос, перебивая, словно боясь не успеть, делятся накопившейся в сердцах болью...

На Казанском вокзале в Москве, куда прибыл их поезд, в метро был ремонт... Они долго шли какими-то бесконечными переходами и лестницами вместе с многочисленным потоком пассажиров. Когда, наконец, добрались до Курского вокзала, она быстро разузнала с какой платформы и когда будет отправляться его поезд. Усадила в зале ожидания, показав, где туалет и где выход на платформу... Хотела было подождать до его поезда, но тревога за своих домашних торопила вернуться домой... До поезда дяди Саши оставалось ещё что-то около пяти часов... долго... Прощаясь, расцеловала его бесконечно смущённое и какое-то ставшее вдруг родным лицо, побежала на свою платформу, забыв взять билет... Поезд, следовавший в южном направлении, готовился к отправке. Валентина подошла к проводнице и спросила не возьмёт ли она её без билета до Тулы? «Садись!» - кивнула та головой, и поезд начал движение... Всю дорогу Валя размышляла о том, что случилось с нею в эти вот сутки...

Выходя из вагона в Туле, протянула проводнице трояк за дорогу, но та резко оттолкнула её руку со словами: «Не на плечах же ты моих сидела!» - и вдруг улыбнулась... улыбкой дяди Саши...