Где грань
за которою чашка
становится чашей,
дуга
превращается в радугу,
вилы
в трезубец…
И ковш,
словно лебедь,
изогнутый плавным полётом.
И выси небесной повторы
в простом коромысле.
Берёстовый туес –
как тёплая тишь предзакатья,
как память о дедовском доме
и мёде на робких губах.
И в петлях просторной рубахи
есть ритмы излучин речных.
Входило искусство
в убогую повседневность,
склонялося
к люльке
и гробу,
гнездилось
в домах
и часовнях,
во храмах
и кабаках…
Так в чём тайна этой тоски
по изгибу лебяжьих ковшей,
по берёстовой утвари
в век электронных чудес?
1969
Свидетельство о публикации №115030604943