Прометей

 Прометей – палеолитический бог, сын титана Япета, который вылепил человека из глины и оживил его.

Artes molliunt mores
( искусства смягчают нравы)


Прикованный к скале Прометей предается глубоким размышлениям о смысле своей жизни.

Что, Прометей, тебе думать о будущем,
Цепью гремучей ты к будням прикован,
Когти забот твою печень пронзают –
Вот и уносит крылатая память
К роще лимонной,
к воде пробегающей,
Где рыбы снуют,
с водопадом сплетаясь,
И буйволы рядом лежат валунами,
И праздные горлицы
в роще воркуют.
Ты, лежа в цветах,
облака исчисляешь,
Грудь до краев наполняя пространством;
И припадает к губам
безмятежность.
Гонит, бывало, свою колесницу
По небу Феб и засмотрится,
радуясь,
Как Прометей разыгрался застенчивый,
Как его смех зазвенел над оливами!
В сумерках выйдет Диана прелестная,
Тихо промолвит:
- Ступай осторожнее,
Не заблудись! – да и выведет за руку.
Всеми любимый и всеми обласканный,
Как мне по рощам блуждалось
с дриадами,
Прыгалось в волны
с наядами шумными.
Их чистотой упивался я девственной…
Всем восторгается юность беспечная,
Каждый цветок порождает волнение,
Каждая грация –
бред и бессонницу…
Грущу ль, Дионис,
я по тем вакханалиям,
Где звезды сливались с вином и гуляньями,
Где пел нам Сатир,
и лозой виноградною
Вакханка нагая меня обвивала?..
Ужель это вправду все было со мною?
Простим нашу юность
за бездну ошибок,
За позднее, может быть,
их осознание.
И все ж, Дионис,
это было прекрасно!
Даже в увядшем венце остается
Дух благовонья…
А это немало!
Один ты меня, Дионис, понимаешь,
Один у меня ты
вниманья достойный
Во всем этом сонме
печалей растленных.


Дионис может лишь сочувствовать своему другу, но ослушаться Зевса и решиться спасти Прометея он не решается...


ДИОНИС

Крепись, отважный Прометей,
За щедрость преданный глумленью.
Да пусть вино твоих страстей
Не поддается разбавленью.
По воле гневного Отца,
Кто обожал
сидевших смирно,
Парил ты гордо и надмирно
В цепях хромого кузнеца.
Нет, не в плющом одетом гроте
Ты окунешь себя в покой,
Твое бессмертие –
в народе!
С неразделенною тоской
По тем подножиям Олимпа,
Где юность пылкая цвела
И лепестками нежность липла
На грациозные тела;
Тела небесные, земные,
Легко парящие вокруг…
И тают знаки водяные
От опускающихся рук.
Когда тебе
в судьбе превратной
Наскучат служба и семья,
Веселой кистью виноградной
К тебе являться стану я
В моей невянущей одежде…
Нам, жизнь отведавшим сполна,
Осталось ратовать, как прежде,
За крепость дружбы и вина.


Дионис появляется на дачной веранде, где отдыхал прощенный Прометей после работы в саду. Прометей приглашает Диониса на прогулку по саду.

Пойдем, Дионис, мы единое целое:
Геройство и подвиг –
удел для веселых.
Богов покровительства
ищет изнеженный…
А, может, он прав, Громовержец суровый,
Запрет положивший.
Как клял он меня:
- Ты отдал огонь, а умения не дал,
использовать силу толико во благо;
за то и наказан ты будешь отныне,
бессмертный,
ты к смертным отправишься сам
и станешь свидетелем
бед сокрушительных,
сам станешь вкушать ты
плоды ослушания,
средь них растворясь и живя, как они.
Судом же тебе станет совесть твоя.
Быть может, не раз проклянут тебя люди,
как те погорельцы,
чьи избы слизнуло
высокое пламя на прошлой неделе.
Но то лишь начало…
Во всех их грехах
ты будешь один виноват,
небожитель.
Огонь я и сам им готовился дать,
но только поздней,
и не с бухты-барахты.
Ты молод еще и душою горяч,
да спешка при деле –
помощник неважный.
Конечно, обрел ты признанье и славу,
однако не видно,
чтоб кто-то полез
к заоблачной выси
спасать Прометея...
Отныне для всех ты лишь символ,
не более…
Не вздумай признаться,
что ты Прометей:
Сочтут самозванцем.
Им идол важнее.
Волхвы мне рекли о путях твоих в людях,
а их предсказанья
сбывались доселе:
нельзя осчастливить
украденным счастьем!
Устроивши пляски под пляски огня,
других прославлять они будут героев,
заслуги твои
отметя понемногу.
Но главное то, что они извратят
великое предназначенье огня –
для многих он станет
орудьем убийства.
А царство Аида, где смертным вовеки
встречаться дано,
вспоминая земное;
кипеньем в огне,
в устрашенье друг другу
заменят безумцы.
И огненну пещь,
как будто бы вывернув ад наизнанку,
устроят злодеи, сжигая живьем
мильоны ни в чем неповинных собратьев. -
твердил Громовержец, меня поучая, -
Легендой стократ,
обовьют твое имя.
Народ будет петь про героя-страдальца,
а Зевс-громовержец
предстанет неправым
и суд учинит,
обвинив тебя в краже,
боясь за величье, какое ему
огонь обеспечивал
в молнию влитый.
И якобы Зевс повелит приковать
к пустынной скале
на вершине Кавказа,
и станет стервятник терзать твою грудь
и стон исторгать
в назиданье бессмертным.
Я зла не хочу,
но себе ты не льсти,
что людям принес ты
и свет и величье.
Старинных заслуг не припомнит никто,
а ныне пойдешь ты
с пустыми руками.
И все же я право дарую тебе,
великое право –
учить неразумных,
как надобно впредь им с огнем обращаться.
Что толку от молний моих устаревших,
вся сила богов –
это воля и разум:
всели их в людей,
уподобь их
бессмертным –
лишь в этом
найдешь ты вины искупленье».


ВМЕСТО ЭПИЛОГА

Вдалеке купола, купола,
Там, где вечность над скалами рыскала.
У тебя ни двора, ни кола,
Кроме этого берега крымского.
Где у ног проступает пятно,
От вина, недопитого греками,
Где гордиться тебе суждено
Не по времени мудрыми предками.
Так же к морю ласкалась скала
И волна надвигалась с креветками…
И акация –
так же бела –
Все махала из прошлого ветками.
Передвинься на пару шагов –
На две тысячи лет, приблизительно,
На языческий праздник богов
Ты получишь билет пригласительный.
И кого же у тех берегов
Киммерийскою чайкою кличу я?
Всё уйдет, но для сонма богов
Неизменны полет и величие.