Ярко красный цветок

красный цветок

Эта земля полна алой крови,
Даже скалы отливают ржавой охрой,
Горы приемлют героев, но помни –
Ты можешь остаться здесь, если ты и плохой.

Годы пройдут, время ещё тот инструмент,
Ничего не напомнит о нас, только каменный монумент.
Виден до последних прожилок гнутый Богом лепесток,
Среди кровавых камней в вечность цветёт красный цветок….

   
  Пластун Седой лежал на земле. По его израненному телу то и дело пробегала судорога от боли, которую он стоически терпел, ибо нет на Земле силы большей, чем человеческая воля. Крупнокалиберная пуля не разорвала его нанокостюм, но основательно сломало рёбра, раздробила грудные позвонки и причинила тяжёлые увечья. Полковой лекарь, склонившись над ним, лежавшим на траве Терского фронта, аккуратными движениями выставлял датчики для определения степени повреждения бойца. По его лицу, закрытым маской кевларового щитка, невозможно было понять, что он чувствует, но хмурые брови и взгляд выдавали всё. Всё очень серьёзно.
- Седой, тебя нельзя извлекать из костюма. Если тебя вытащить из него – ты умрёшь в течении нескольких минут от болевого шока и фатальных ранений.
- Сколько? – хриплым голосом осведомился пластун.
- Я думаю около суток. Да – сутки, если Всевышнему будет угодно.
- Что будем делать?
- Прости, я не могу тебя просто так отпустить. Сотник приказал поставить тебя в строй, ты же сам знаешь, насколько сейчас тяжело.
И верно. Было тяжело. На этом Богом проклятом клочке земли издревле рекой лилась кровь, теперь она не лилась, а была океаном. Терская битва была в самом разгаре, одна из самых жестоких локальных войн без правил, компромиссов и договорённостей. Жестокая война, унёсшая уже миллионы человеческих жизней, на маленьком горном клочке суши.
- Да, знаю – проговорил казак – давай сделай что-нибудь и начнём действовать.
Лекарь вставил в аппарат медицинского обеспечения  костюма блоки с морфином, психостимуляторами и регенеративные патроны. Они не смогли бы спасти раненого вахмистра, но вполне помогут ему выполнить задачу.
В течение некоторого времени пластун лежал на траве, ощущая холодные уколы в своё тело. Это костюм разведчика оживлял своего обладателя, выдавая всё, на что только способен высокотехнологичный инструмент. Седой смотрел сквозь открытое забрало шлема на зелёную, колыхающуюся перед лицом траву. Мысли постепенно утекали куда-то в глубину его сознания, всё становилось нереальным, звучал голос хора капеллы из его бурсы, слышались чтения молитв, шёпот ветра. Казалось, что если закрыть глаза, то пластун услышал бы весь мир, весь белый свет. Пластун закрыл глаза.
- Ну, как ты, брат? – раздался поблизости голос Сергея Ивановича, немолодого сотника с пшеничными усами, который командовал казаками и самим раненным  разведчиком.
- Живы в помощи Вышнего, – не открывая глаз, ответил строго Седой.
- Ты знаешь, что тебя ждёт?
- Да, но и что из этого? У меня хотя бы есть время. Почему я?
- У нас не осталось разведчиков на всём участке фронта.
- А Леший?
- Лешего убили утром под Кизляром. Кавказский имамат активизировался в том районе. Там был прорыв и благодаря его смерти мы заранее хоть немного подготовились. Ты больше не будешь задавать глупых вопросов?
- Прошу прощения, господин сотник, приказывай.
- Пойдёшь через Сунжу, за Северный хребет. Выяснишь, не собираются ли ваххабиты переправляться к нам в ближайшее время. Основные точки я сброшу тебе на налодонный компьютер, только ты всё равно по-своему пойдешь.
- Как бы ползти не пришлось – заметил сотнику Седой. Боль в груди стала меньше, но всё равно была адской. Раздирала лёгкие, била в мозг импульсами.
- Вахмистр! Ты это отставь! Многие достойные казаки, превозмогая смерть, дали нам множество побед. И ты – солдат группы специального назначения, разведчик, да ещё какой. Брось быть бабой! – вскипел усталый сотник.
- Так точно.
- Брось, Седой – уже примирительно сказал Сергей Иванович – ты же знаешь, что ты бы поступил так же? Ты же не отправил молодых парней без разведки?
- Верно, ты прав Сергей Иванович. Больно просто, я справлюсь.


  Седая ночь с рваными клочьями тумана на склонах Кавказского хребта под светом луны. Седой радовался как ребёнок своим старым знакомым, каждому камню, каждому журчащему ручью. Он впитывал в себя всё то, что при жизни не ценил, что прошло мимо него пыльной пороховой гарью в горячке боя, разведки, безумного бега от преследовавших его черкесов. Он был уже на грани Жизни и в этот самый миг понял, насколько сильно он любит её. Лишь любовь к своим однополчанам, которым завтра предстоит контратаковать неприятельские редуты, лишь воинская дисциплина его касты гнала его израненное тело, но мозг дополнительно фиксировал иные ощущения. То была дань его душе от скудно прожитой жизни с самого детства проведённой в строгом уставном порядке. Пересохший куст, вычерченный тушью на склоне, чёрное как смоль небо, сияющие огромные звёзды над головой. Луна словно острый серп режущая небосклон, налилась ярким насыщенным светом мертвенной бледности. Свет луны не освещал, а лишь подчёркивал контраст чёрной ночной туши.
Разведчик перешёл в режим невидимости, когда увидел аул, в котором располагался передовой опорный пункт черкесов. Мягко скользнув на руки, в положение лёжа он почувствовал, как встроенные в костюм сервоприводы взяли на себя почти весь его вес и пополз по-пластунски к позициям противника. Ползти было легко, тело ничего не весило, грудь не касаясь земли, аккуратно плыла над поверхностью, сильные руки с наслаждением выбирали места для постановки, не сдвигая даже самые маленькие камешки. Боль в спине была ужасной, изредка в груди у бойца хрустели сломанные рёбра и позвонки. Но он, занятый впитыванием информации о мире, стараясь не лишать себя последней возможности, почти её не чувствовал. В лицевом щитке включился тепловизор совмещённый с прибором ночного виденья, отчего видимость была в эту смоляную ночь не хуже чем днём. Звукорегистраторы ловили тончайшие колебания, будь то шуршание песка или стрекот цикады в полукилометре от вахмистра. Показатели влажности были в пределах нормы, что для разведчика немаловажно. Костюм был абсолютно незаметен даже в дневное время, однако влага, оседающая на его не нагревающуюся поверхность, могла выдать смутные контуры в любой прибор да и невооружённым глазом были бы заметены. Когда до передовых позиций было около трёхсот метров, разведчик обнаружил скрытый «секрет» врага. Молодой моджахед лежал в бурьяне на пенополиуретановом коврике, держа в руках мощный прибор ночного виденья. Изредка у его губ вспыхивала яркая в свете приборов точка, освещая безбородое лицо.
- Курить, значит, здоровью вредить – наставительно и злорадно подумал разведчик и бесшумно подкрался к наблюдателю с правого фланга.
Когда до наблюдателя осталось метров десять, пластун, держась на одной руке, достал из кобуры бесшумный пистолет и прицелился, медленно и словно окаменев, выжидал. В тот самый момент, когда он был готов произвести выстрел, какой-то нерв в груди не выдержал, и около сердца разлилась ноющая боль, отчего вахмистр закрыл глаза, не меняя позы.
- Его необходимо убрать! – прорычал внутренний голос.
- Да он сопляк молодой, ты же видишь, что ему едва пятнадцать исполнилось! Он может только тут и курит от взрослых? – ответил ему второй примирительный голос из вечности.
- Да мне какое дело? Его всё равно завтра убьют! – парировал внутренний голос – этот гадёныш ещё и друзей моих убивать будет и «шыш галныш» из них нарежет.
- Пусть так, последний час живёшь, Серёжа…. Зачем оно тебе?
Разведчик впервые в жизни заколебался. Глупость очевидного была потрясающей, поскольку он мог спокойно «убрать» секрет и дать своим однополчанам завтра спокойно его обойти. С другой стороны боевая ценность «секрета» стремилась к нулю, его можно спокойно обойти и выполнить боевую задачу, не омрачая последние часы утекающей жизни убийством. Убийством, которое не считалось предосудительным, которое было скорее необходимым.
Разведчик открыл глаза и посмотрел на паренька. Тот не отрываясь, смотрел в прибор и продолжал курить. Его старенький АКС лежал рядом с ним. Пластун бесшумно убрал пистолет и заструился меж камней к передовым позициям, снимая всё видимое на встроенную камеру и одновременно производя трёхмерное считывание местности. Данная видеозапись поможет рекогносцировке на местности, передавая в штаб трёхмерное изображение будущего поля боя. По пути ему попался маленький ручеёк, который своим журчанием обрадовал его как маленького ребёнка. Седой вспомнил, что в его родной станице в точно таком же ручейке он в детстве ловил хариусов.

  Позиции разведчик прошёл легко и даже не стал останавливаться и подробно их считывать, поскольку при приближении к ним уже должным образом отметил все огневые точки, пулемёты, укрытия и орудия. Насколько это было возможно, пересёк в сереющих сумерках, рассвета траншеи передовых укреплений не задев спиралей Бруно. Выйдя на минное поле, почувствовал скрытые мины и уже с помощью магнитного индуктора высмотрел их. Аул спал в тревожном ожидании предстоящего боя. Это было понятно по количеству скопившейся бронированной техники во дворах домов, по количеству потухающих костров, около которых лежали в спальниках моджахеды. Изредка откуда-то доносилась гортанная речь, но на улочках аула было тихо. Когда пластун подполз к штабу передового аванпоста, то на экране лицевого щитка замигала маленькая красная надпись: «Внимание! 25% состояние медицинского блока». Это значило, что у вахмистра на исходе противошоковые и обезболивающие препараты, значит, скоро станет больно. А потом он умрёт. Времени было мало, он слишком много потратил на путь к вражеским позициям. Разведчик не успевал собрать данные и самое главное – передать их своим бойцам. Он лихорадочно осмотрелся и увидел то, что больше всего искал. Высокая длинная стальная вышка, на которой сверху была целая гроздь параболических антенн. Выше её была только высокая труба минарета на дальнем конце аула. Но до него было слишком далеко. Пластун осторожно, рассчитывая каждый шаг, двинулся к вышке и вскоре, цепляясь за холодные рёбра металлических уголков, полез на высоту. Холодный металл приятно охлаждал ладони. Взобравшись, вахмистр потратил несколько секунд на то, что бы послушать тишину и шум ветра, почувствовать мимолётное головокружение слегка шатающейся мачты. Открыв глаза он включил модуль ближней разведки «Фара-ВР», вкруговую «прочесал» местность на несколько километров. Количество техники и людей впечатляло, не оставалось сомнений, что информация подтверждала значительную концентрацию сил противника для решающего удара. Оставалось самое главное и опасное.
- Включить спутниковую связь – прошептал команду Седой.
На экране замелькали надписи: «алгоритм подключения, соединение, проверка, установка устойчивой связи, наличие 34 спутников системы «Глонасс». Поток информации, передать, штаб войскового соединения «Терек». Передача. Передача окончена».
- Ну, вот и смерть моя – прошептал пластун и почувствовал сильный укол холода в грудь, костюм отдавал последние капли лекарства. Надпись красного цвета увеличилась и наполовину перекрыла обзор разведчика.
Разведчик глубоко вздохнул полной грудью, в ушах зашумело. Он принялся быстро спускаться с вышки, чувствуя, как неверно дрожат его ноги. Во многих местах в ауле включился свет, и забегали боевики. Источник столь мощного сигнала не могли пропустить, да и «триангулировать» место выхода было проще простого. Было всего два высоких места в ауле. На последних метрах высоты он сорвался и с глухим стуком упал на камни. Больно хрустнуло в груди, глаза залила красная пелена боли. Закусив до крови губу, Седой быстро стал удаляться от места передачи, чувствуя, как его зажимают в кольцо люди противника. Нет, они его не видели, но он то и дело уклонялся от них, бегущих , а это отнимало больше сил. Пластун хотел лишь одного – выбраться за аул в «Зелёнку» и там окончить свой путь. Оскальзываясь в суматохе на камнях, падая в пыль, он оставил много следов, но в суете никто этого не заметил. Когда он переползал траншею, то от настигшей  его боли зацепился за колючую проволоку, сработала сигнальная мина. И опять ему повезло, по его следам увязалось всего двое. Неверно шагая, Седой отступил к ручью и, притаившись, выждал, когда двое бородачей подойдут к нему, поближе освещая себе путь подствольными фонарями. Серия резких щелчков-плевков, и противники осели на землю. Дрожавшие от усилившейся боли руки не смогли точно выверить прицел, пришлось стрелять много. Пистолет вывалился из бессильно разжавшихся пальцев и упал на землю. Вахмистр пошел, шатаясь дальше от вражеского лагеря.
 
  Совсем рассвело, солнце встало из-за перевала. Он брёл по каменистому склону в паре километров от аула. Красная надпись перекрыла изображение, контейнеры с морфием опустели. Разведчик снял шлем, и почувствовал дуновение ветра по выбритому лицу. Внезапно мощный удар в поясницу опрокинул его вперёд, отчего он упал ничком за небольшие валуны на склоне. Донёсся запоздалый выстрел. Боль была просто адской. Красная пелена застила глаза, лились слёзы. Агония. Сознание разделилось.
- Костюм не пробит! Вставай, боец! Ты хочешь жить!
- Больно! Больно! Больно!
- Херня! Прорвёмся!
- Больно!!!
В поле зрения разведчика попался какой-то предмет, размытый слезами. Пули щёлкали рядом, не давая лежащему вахмистру поднять головы. Да он уже и не мог. Моргнув несколько раз, пластун стряхнул слёзы и присмотрелся к приковавшему его взор предмету. Чувство нереальности, остановки времени, ощущение самой вечности. Перед самым его лицом рос маленький ярко красный цветок горного тюльпана. Седой видел его до мельчайших деталей, до последней прожилки, до каждой клетки изогнутых прекрасных лепестков.
- Ты умрёшь, а он будет расти. Расти вечно. Расти от твоей крови. Значит и ты вечен – пронеслось у умирающего разведчика в голове. Последним усилием воли пластун перевернулся на спину и вгляделся в синеющее небо с белыми облаками медленно текущими на восток. Над его головой появилась тень силуэта с автоматом в руках. Это был тот самый молодой моджахед из «секрета». На его лице появилось недоумение, когда он посмотрел на умирающего разведчика.

На его лице играла улыбка.


4.03.15