Мой дух познания не терпит

            *     *     *
                I
Мой дух познания не терпит.
Пока не кончился завод,
сам регистрирует — как нерпы —
в какие воды  заведёт.

Не находить себя — а думать
и — как нейтронной — нарастать,
стоять пред богом, как пред дулом,
растратой сдабривая стать.

От индивидов в сжатой массе
лишь тем отличен мог бы быть,
что перед тем, как горло смазать,
поднял свой голос с голытьбы —

с глубоководной веры в горы —
не тратить время напоказ,
где горний свет не вровень горбит,
но можно к музыке припасть.

Она в каком-то духе ритма,
из смеси пепла и огня.
И коль за дерзость не отринет —
начнёт, как бесов, изгонять

из круга, втянутых в воронку,
из буквы дел без покрывал —
чтоб карий глаз не проворонил
и птичий пах не прикрывал.

Так в опереньях андрогинов
зайдёшь на свадебный портал: 
— пусть не Господь и скоро сгину.
Я бы об этом не роптал. —
На перекрёстках дум крещённых,
как вирус, множится душа:
чтоб и от них был защищённым —
иначе в нос не  продышать.

Как в лес — в распахнутые поры,
иди — голодная — на крик:
фригийский праздник свой оспорить
и горлом пришлых перекрыть.

На Крит! — на пену! — на пещеру!
На горный воздух хрусталя!
Никто где дверью не прищемит —
под плющем страсть удовлетворять.

Из виноградных лоз (с излучин),
где бог растерзанный стоит:
под дымным мясом род улучшить,
после себя оставив стыд.

Десять столетий — как в болезни —
себя грызущий моралин.
Когда б монголы не полезли —
вполне б пол мира заморил.

Срубивши рыцарей под корень,
дворянский требник истребя,
душа вселенская прокормит
дворовый выводок ребят.

                II
 
Мой дух познания не терпит.
Стал к языкам он глух и слаб.
Должно быть, к звёздам через тернии
задал кузнечик от силлаб.

Миндальный вырез роговицы
цикадам выверит маршрут,
где лучше трелям их развиться,
где сам свой полдень завершу.

Так став горе подножьем музы
и сделав снимок во весь рост,
ты больше время не обузил
и внутрь себя, как жёлудь, рос.

И что бы тут играть на скрипке
иль дуть в желудок на трубе,
когда последний, дверью  скрипнув,
ушёл к испанцам отдубеть?

Цыплят по осени считают.
Но вот козлов под Новый год,
когда выходят — как Чапаев —
осину взять на снежный горб.

Так вот сижу, в окно глазею:
уж не случится ли пора,
чтоб, снявшись с петель, Азазелой
мне чьё-то небо подпирать?


Пусть я как слон — республиканец,
но как осёл я — демократ.
И было б проще, чем раскаиваться,
мне тихой сапой доморгать.

В своё роскошное — как поле —
белым на белом — как квадрат —
ресницы, житницей наполнив,
в след Михаилу б не наврать.

А так и сон — не в руку, что ли? —
синицей держится за рать,
где на полнеба глаз зашторен,
но силит музу — доиграть.

Так отыграться бы при встречи
весны с зимою, где тиран
широким жестом обеспечил
свой край от крови оттирать.

Так в бесполезности, над телом,
каймой сенатской облечён,
что б египтянка ни наделала,
стоял сам Август под мечом.

Так между пасынком и другом —
ещё на пять веков в аншлаг —
за Меценатом и за Друзом
душа покой себе нашла.